В самой большой комнате дома бабы Насти между тем собралась вокруг сидящего на коврике Минуллы-бабая общинская малышня. Было поздно; но в общине царило такое напряжение, лишь частично разрядившееся после взрывов в деревне и возвращения «диверсионной группы» с гостями, что никто и не думал укладывать малышню спать. Пусть уж вместе, под надзором Минуллы-бабая.
Дедушка Минулла по своему обыкновению плёл коврик из цветных тряпочек и ленточек, которые брал наощупь из лежавшего рядом большого полиэтиленового пакета, куда ему эта же малышня и стаскивала из дома всяческие обрывки. Коврик получался плотный, пёстрый, и по-своему красивый. Ласково улыбаясь, он слушал, как побывавший в «кубрике коммунарок» семилетний Тарас, напропалую привирая, рассказывает про прибывших:
— И ета… тогда етот, большой который, хватает пистолет, и кричит: «- Я сейчас эту паску…» …эээ, извините, деда Минулла, я нечаянно; это он, это не я так кричал! — вот, он кричит: «- Я сейчас эту … эту Вальку застрелю нафиг!» Ага! Чо ты, Анютка, «нафиг» — это не ругательство, «нафиг» говорить можно! И бах! — в потолок! А Вовчик, то есть камрад Хорь так-то не испугался, и ему говорит: «- Сядьте, говорит, мы вас не боимся!» И тот сразу так сробел, пистолет спрятал; а камрад Хорь ему так и говорит: «- Сейчас Совет соберём, и будем решать, что с вами делать! Как Совет решит, так и будет!» И тот сразу сробел!
— Конечно! Как Совет решит, так всё и будет! — поддакнул кто-то из совсем малышни.
— И всё ты врёшь, Тараска; никто там в потолок не стрелял! — опровергла рассказ Анютка, внучка бабы Вари, — Я за дверью была, я б услышала!
— Стрелял!
— Не стрелял!
— Ааай, аша, аша, не ругайтесь, балалар… — успокаивает их дедушка Минулла. Сам он по возрасту и плохому слуху большую часть рассказа так и не уловил.
— Он… — маленький Тарас выпучил глаза из-за такого недоверия, — Он стрелял! Ну и что что ты не слышала! Ты за дверью была! А кто там, в «кубрике» был?? Может ты? Я там был, а ты — не была, Анютка! Он… он негромко выстрелил, потому ты и не слыхала за дверью!
— Так не бывает… — не поверила девочка.
— Бываит! — поддержала Тараса Галя Перминова, — Бываит, бываит! Я в кино ещё дома видела — там стреляют из пистолета, и ничего почти не слышно! Это такие специальные пистолеты!
— Агааа! — обрадовался, получив поддержку, Тарас, — Вот, говорил тебе! Он неслышно выстрелил! И говорит… а камрад Хорь ему говорит…
Скрипнула, открываясь, дверь; в комнату заглянул озабоченный Санёк Евстигнеев, племянник тётки Варвары:
— Здрасьте, деда Минулла! Малышня! Где Вадим Рашидович спит? Давайте быстро будить его, — общий сбор! Деда Минулла, опять с деревни на нас идут! Камрад Хорь боевую тревогу объявил! И эти, новые, Толик, Крыс и Бабах — тоже с нами! Отбиваться будем!
— О, аллах, ой, аллах… Варя-кызы, буди скорее батыра!.. — в малой спальне он. Дети, мы молиться станем, испросим у аллаха помощь на одоление шайтанов…
Дети суетливо, гурьбой, ломанулись в малую спальню, дверь в которую была завешена таким же плетёным цветным занавесью-половиком — будить Вадима.
ШЕРШНИ В ПЧЕЛИНОМ ГНЕЗДЕ
Когда Совет прервался экстренным известием о том, что в деревне, на окраине, обращённой к пригорку, пошла нездоровая движуха, перебегают вооружённые люди, и, возможно, «будет очередной наезд», как выразился главный по обороне тут, бородатый Вовчик; Сергей вместе со всеми мигом обратно экипировался в верхнее-зимнее и разгрузку, и, как и все, вместе с Толиком занял позицию в окопах.
Нельзя было не отметить хорошую дисциплину у этих, у деревенских: всё делалось без суеты; каждый и каждая, видно было, знали своё место при объявлении тревоги, и все как один побежали занимать эти свои места.
А вот с оружием у них было не очень; прямо можно сказать — неважно с оружием, а точнее — полный разнобой: был и автомат у самого Вовчика, и несколько каких-то карабинов, и те два автомата, что принесли с вылазки в деревню бородатый Вовчик и тот угрюмый нерусский мужик с ним; а больше всё охотничьи ружья, — правда управлялись все с оружием ловко, сноровисто, — видно, что учились.
Заняли позиции в окопах, — только Жексон, мигом оценив обстановку, свинтил на самый выгодный снайперский рубеж — на колокольню. Вовчик лично показал им с Толиком стрелковые ячейки и «поручил держать правый фланг», добавив, посмотрев каждому в лицо каким-то детским взглядом «- Я надеюсь на вас, ребята!.».
Сразу было видно, что эта ночь ему далась нелегко: глаза запали, щёки ввалились, хоть и бородка… хотя чёрт его знает, может он по жизни такой доходной.
Сергей только кивнул согласно: чо тут рассусоливать, если накат пойдёт, ясно что придётся оборотку дать — раз уж попали в такой замес. Хоть Белки тут и нет, и «война эта не наша» и «чо вы тут делите нам без разницы», как выразился Толян; но тут уж сторону конфликта за них судьба выбрала — едва ли те, с низины, с деревни, с пониманием отнеслись бы к ситуации, что они втроём, пришлые, расстреляли пулемётный джип, положив в нём троих бойцов, и дали скрыться на пригорок этим диверсантам — Вовчику и тому… Вадим его, кажется, звать, хоть по виду и чурка со страшной рожей в шрамах.
Толян, видать, ситуацию примерно так же оценивал, — хоть и решил, что утром они уходят, но — до утра ещё дожить надо. Потому, хоть он и был по-прежнему зол на эту Вальку, что их сюда затащила, и через неё — на «всю эту пиздобратию при монастыре», как он выразился, он только буркнул Вовчику:
— Не ссы, впишемся. Кто тут пойдёт — не уйдёт. Иди своим бабьём командуй…
И, когда Вовчик убежал по ходу сообщения, уже Сергею:
— Серый, ты тута, рядом штоб! Какой ни замес, — чтоб от меня ни на шаг! И не высовывайся! Чуть чо — падай на дно, чтоб не накрыло!..
— Толян… — недоумённо высказался Крыс, — Ты это чего? За батю сегодня што ль?
— За батю, за батю! — подтвердил тот, — Раз уж тут влипли… слушайся, блин! А то братан мне конкретно голову оторвёт, случись с тобой чо. Да и мне будет… неприятно! Потому давай-ка… слушайся, короче: не высовывайся, не инициативничай!.. А то попёрся к джипу — без команды! Офигел?? Вот вернёмся — всё брателле расскажу, пусть тебя выдерет!
Крысу стало смешно:
— Толян… не, ты в натуре! Ты меня чо, до сих пор за детсадника держишь?? Ты забыл, что я?..
— В натуре, в натуре — в комендатуре! — счёл нужным уже и повысить голос до «сдержанного рыка» Толик, — Задолбал ты оговариваться! Навязался тут на мою голову, — лучше бы с Бабахом ехали или вообще б один! Герой, бля! «Что я, кто я!.». Ты не думай, что от тебя теперь пули отскакивать будут! Одно дело — разборка в специально подготовленном доме, с применением «домашних заготовок» в виде засад и мин, и совсем другое — полевой бой! Тут у тебя опыта ноль целых хрен десятых! И потому слушай что говорю: сиди смирно, не высовывайся, стрелять только по команде — короткими, а лучше вообще вон — паси тыл! А то вон вообще сниму ремень с автомата, и уделаю тебя по жопе!!
— Ага, щас! Может ещё спать пойти? — не согласился Сергей, но уже тоном ниже. К чему доводить до крайности и так раздражённого очередной неудачей Толяна, — выдержка никогда не относилась к его сильным сторонам…
Впрочем, назревавшую склоку прервала пришуршавшая по ходу сообщения совсем молоденькая девчонка — в городском драповом, но сильно стареньком и грязноватом пальто с воротом из искусственного меха и замотанной в шаль совсем по-деревенски головой, так, что оставалась на виду только чистенькое личико с остреньким носиком. Она, подсвечивая себе под ноги маленьким фонариком, умело и привычно пробралась по ходу сообщения, прошла мимо Сергея и присела на корточки в аккурат между Сергеем и Толиком, чтобы видеть обоих.
— Здрасьте! — поздоровалась вежливо, — Храни вас Господь. Меня Таисья Иванова зовут, я у вас «на подхвате» буду!
Сергей засмеялся, а Толик недоверчиво спросил: