— Да не! — успокоил он, — Только совсем немного.

— Это пройдёт! — заверила та, — Заживает уже. Это у меня… это драка была у меня с одним прокравшимся к нам диверсантом! Он на меня с ножом, — а я с голыми руками!

Зулька нахально привирала; вернее не говорила всю правду: что «диверсант» был пацан-ровесник; и что сама лажанулась, нарушив дисциплину и по глупости подставившись под нож, за что, кстати, кроме нарядов от Хоря была и нещадно, прямо как какая-нибудь малолетка, отлупцована отцовским ремнём… Но то дело прошлое, этого пацана не касающееся конечно.

— Ой, да ладно?.. — не поверил Крыс, — Прям ты с диверсантом с ножом голыми руками дралась?

— Да я тебе говорю! — очень убедительно заверила Зулька, — Голыми руками! Знаешь какая я спортивная! Нас Мишон учит, она и с ножом, и чтоб против ножа!.. — и, решив, что слишком-то привирать тоже не стоит, добавила:

— Сначала-то, конечно, просто без ничего против ножа, от неожиданности, — вот тогда он мне и успел кинжалом ткнуть! — она потыкала пальцем в своё бедро, показывая куда её ткнул кинжалом диверсант.

— А потом, конечно, я уже дубинку выхватила! — она достала из кармана складную дубинку и с эффектным щелчком её разложила, взмахнув в воздухе, — Ну и уработала его! Но только он всё равно убежал, а я с ранением не смогла догнать…

— Но я с ним обязательно ещё пересекусь! — пообещала она, — С козлом этим. И уработаю его уже всерьёз! Так-то я ему только руку сломала. Кажется.

Крыс ощутил сильное желание в свою очередь как-нибудь отметиться в этом неформальном соревновании в крутости:

— Да чо… у вас нормального оружия нет тут что ли? Врукопашную и на ножах-дубинках драться, — что у вас тут, девятнадцатый век что ли, мушкетёры и гвардейцы кардинала что ли, хы?

Чувствуя, что уж тут-то он точно будет на высоте, он достал из карманов оба свои тэтэшника, которые по зимнему времени перекладывал из кобур в наружные карманы куртки, и, несмотря на тяжесть, постоянно таскал с собой; и довольно уверенно прокрутил поочерёдно их на указательных пальцах. Хорошо что Толяна нет — он бы обязательно отвязался бы, что «выпендриваешься тут перед соской, ковбой сраный!»

Тут крыть было нечем, и Зулька, завистливо проследив за манипуляциями Сергея с пистолетами, произнесла с досадой:

— Да неважно у нас с оружием! Так-то у меня ружьё есть, конечно — по боевому расписанию, — сообщила она, чтобы Сергей не подумал, что ей не доверяют оружие, — Но пистолетов — нет. Вообще…

— Хм. Это понятно. — Сергей, ещё раз полюбовавшись воронёными игрушками, спрятал их в карманы, — Откуда ж у вас…

Его так и подмывало рассказать этой симпатичной девчонке, как он в одиночку покрошил целую неслабую бригаду из основных в городе, но он сдерживался. Недостойно! — будет выглядеть как будто он хвастается; как будто его волнует чтоб она узнала о его реальной крутизне. Про крутизну не надо рассказывать, — решил он для себя, — Крутым надо быть. Тогда это и без рассказов будет ясно.

Но рассказать так и подмывало… Он даже закусил себе губу чтобы не сорваться и не начать хвастаться. К счастью Зулька сама помогла вопросом:

— А у тебя откуда пистолеты? И — какие это?..

Тут уж можно было рассказывать! — решил Сергей для себя, — Я же не напрашивался, — сама спросила. Она спросила — я отвечу, чо. Не врать же. Всё как было.

— Вот этот… — он опять достал пистолеты из карманов, — Батя… то есть он мне достался после второго наезда на Башню. Мы тогда десять человек успокоили. У одного вот, тэтэшник был — мне достался. У Толяна — АПБ, у бати — парабеллум. Ну и у меня, значит, тэтэшник. Тэтэшник это, ТТ в смысле, советский ещё. Не разбираешься?

— Не-а… — Зулька отрицательно покачала головой, — Откуда б…

— Вот… Второй это я уже сам при этом, при третьем наезде на Башню забрал — личный трофей! У них там несколько Макаровых было, но мне ТТ больше нравится — мощный! ТТ, калибр 7.62 на 25, - это патрон такой. Офигенно мощный патрон… — и, решив, что продолжение темы про мощный патрон с подкреплением из личного боевого опыта не будет выглядеть хвастовством, продолжил:

— Когда на нас вот, недавно, уже в третий раз наехали; уже спецназ, двадцать человек! — он беззастенчиво приврал, — Я один из бойцов в Башне был. Вот… когда я всех уже успокоил, кроме бээмпэхи, на которой они и припёрлись, я там с ихним старшим на площадке пересёкся! Нормальная у нас с ним тогда дуэль получилась — нос к носу! — у него АК-74, у меня два этих вот тотоши… Я пошустрее оказался, — влепил ему из двух стволов в башку; а на башке у него шлём был! С пуленепробиваемым забралом; Батя потом сказал — «Маска-4» называется, спецназовский. Так его в сторону так швырнуло — чуть с лестницы не улетел!.. Потом я его добил конечно. Батя рассказывал потом, что когда они трупы с лестниц убирали, у этого Старшего голова как на верёвочке болталась — шейные позвонки сломало! А шлем у Толяна в комнате стоит, с отметинами от пуль в забрале!

Зулька не поверила:

— Ты?.. Один?.. Двадцать человек спецназа??..

— Ну да. — Крыс, тщательно скрывая глупо-гордую ухмылку, которая была бы так неуместна на лице настоящего Бойца, принялся опять заталкивать пистолеты в карманы.

— Даладно?? — Зулька не поверила; она и сама была не прочь приврать; а двадцать спецназовцев и БМП — это уж был явный звездёж; но поддержать беседу очень хотелось; а тема была интересной, — Расскажи?

— Да чо. Чо ладно-то. Так всё и было. Батя с Толяном, значит, поехали на выезд, у нас тогда инфа была по Белке. Я, значит, из бойцов один в Башне… — начал Сергей.

…

— …ну и вот. Когда бээмпэха задом к магазину-то сдала, — я в неё сверху и долбанул двумя банками с горючим! Она — как спичка, фрр!!! Вся! Я уже потом подумал — надо было как-нибудь по-другому; чтоб не сжигать её — это ж ценность! Пулемёт там сгорел, пушка, боезапас весь!.. Но что делать! — тогда особо рассуждать некогда было! — закончил рассказ Крыс, — Потому пришлось сжечь. А механика-водителя, который через задний люк выпрыгнул, Гена-Крот клевцом добрал! В башку ему — хрясь! Тот так мозгами и раскинул, хы!

Зулька с немым восхищением смотрела на нового знакомого. Вот это пацан! Нет, она, конечно же, не верила ему полностью — чтоб один, и столько вооружённых мужиков положил, пусть даже и в специально подготовленных ловушках; пусть даже и не спецназовцев, как он привирает; и насчёт количества он, небось, здорово так приврал… Но видно было, видно, по всему видно, — в основном пацан не врёт; рассказывает со смаком, с удовольствием — явно не выдумывает, а пересказывает как и что было. Хоть, может, и привирает! Но раз такое было — ну!… класс. Нет слов! Реально надо с ним… подружиться! — Зулька ещё раз похвалила себя за решение; как и за то, что зашугала своих подруг-соперниц. Ещё чего!.. пусть только сунутся!

— Врёшь небось?.. — всё же сочла нужным она высказать сомнение.

Крыс с чувством полного превосходства и равнодушия сплюнул на бруствер:

— Чо ты думаешь, доказывать буду?? Нафигнадо. Не веришь — не надо. Или у Толяна спроси. Или у Бабаха — он тоже всю эту «красоту» видел, хоть и без трупов уже…

Зулька хмыкнула, и небрежно достала из кармана мятую пачку гулькиных Ротманс, в которой тщательно сохранялись на особый случай несколько сигарет:

— Будешь курить?

Но пачка сигарет, да ещё Ротманс, — огромная ценность по здешним, по деревенским понятиям, — на парня не произвела ровно никакого впечатления. Он лишь пожал плечами:

— Не, не хочу. У нас вообще этого добра в Башне навалом; ну, может, и не навалом, но хватает. Всё — импорт. Сигары там, сигариллы — всё с дьюти-фри. Я вообще курю иногда — под настроение; с вишнёвым или с кофейным вкусом; но в общем не увлекаюсь. Дыхалку берегу.

— А ты что, куришь? — спросил он в свою очередь.

И тут Зулька ему поверила; и ещё больше зауважала. Так, между делом, равнодушно говорят об огромном по нашим временам богатстве только тогда, когда это богатство вполне привычно и всегда доступно.