Артист опустил глаза и увидел посеревшее лицо собеседника, капли пота у того на лбу.
Ах ты дьявол… Ладно. Что-то я увлёкся — не готов ещё «этот» к пониманию… Ну ничего, придёт время.
— Так это я, мысли вслух. Вспомнил одну пьесу. Нуте-с, продолжай…
Опомнившийся от столбняка, в который он впал, когда из Бориса Андреевич буквально полезли такие «идеи» и познания, что сделали бы честь и средневековым инквизиторам, Хотон, уже запинаясь, продолжил доклад о делах в деревне.
Что «общинские» отпустили ту тётку и ту девочку, что попали к ним на пригорок во время «психической атаки», инициированной тем же бесноватым Мунделем. Тётка и девочка раненые были… Там их, стало быть, подлечили — и отправили обратно, в деревню… Деревенские, надо сказать, встретили их без восторга. Дело в том, что ни тётка, ни девочка не производили впечатления измученных и запытанных. Выглядят хорошо, откормленно даже. Что свидетельствует о том, что на пригорке отнюдь не голодают. Разговаривали с ними… Деревенские, к которым они вышли; к тем, что на рытье окопов, первыми с ними пообщались, ещё раньше Мунделя и его, Хотона. Тётка-то, не будь дура, сразу смекнула, что говорить надо; ну и — про «невыносимые издевательства», мракобесие и каждодневные обязательные молитвы; про то, что там все прям пышут ненавистью к Озерским. Слушали её с пониманием.
А девочка оказалась дура; ну, то есть, не дура, а ребёнок-ребёнком: стала рассказывать, как там её хорошо кормили: пирогами и супом с мясом; — но это-то ладно, это только градус злости у голодных землекопов подняло. Но дальше — про то какие там все «добрые», как её с детьми пускали играть; как там всё хорошо… Это при том что тётка сказала, что их взаперти держали. Ребёнок, что с неё возьмёшь. Наболтала всякого… Так ей прям там, в поле, местные пощёчин надавали; за то, что, мол, «сытая сволочь, а наши дети!.». и «что ты всё врёшь, маленькая дрянь?!». Ревела. Потом уж Мундель-Усадчий их увёл, и он, Хотон, с ними поочерёдно имел беседу. Нет, ничего нового. В оружии тётка не разбирается; ребёнок, понятно, тем более. План фортификаций тоже, идиотка, нарисовать не смогла: «- Не обращала внимания», говорит. Идиотка. Впрочем, как все тут деревенские. Полезного лишь сказала, что той ночью подкрепление к ним пришло. Откуда — не знает. Несколько бойцов и мальчишка. Сколько — не знает. Ну, про подкрепление как мы и думали. Это те, что джип пожгли. Кто такие, почему, откуда — неясно. Но огневая мощь у них усилилась, конечно. Впрочем, когда подойдут запрошенные в соседнем районе Григорием Пантелеевичем броневые машины, это не будет иметь существенного значения: сомнём…
Дальше, придвинувшись совсем близко к Борису Андреевичу, и понизив голос до интимного шёпота, Хотон принялся наушничать и про другие интересные дела. Что у Харона, у Хронова Витьки, то есть, в дружине все почти на ножах; чморят друг друга почём зря; хуже, чем на чёрной зоне. Только лишь до опускания «в петухи» ещё не дошло; но в остальном сброд сбродом. Командует Харон, Витька, то есть, ими только зуботычинами — боятся его; страхом только правит. Если Григория Пантелеевич бойцы своего командира где-то и уважают: он от коллектива не особо отрывается, и справедлив; вместе с ними в боевых операциях участвовал; опять же — у него Никоновские в основном, все друг друга давно знают; то у Харона сброд, натуральный сброд! «Толстого», — есть такой у них «боец», — опустили так, что он уж человеческий облик стал терять, боится всех, всё на пиздюлях…
Харон чуть что маузером своим угрожает; но он, Хотон, попросил у него посмотреть… дерьмо машинка, надо сказать; музейный экспонат, восстановленный. Доверия ему нет никакого; да Витька и не следит за ним, так, кажется, и не разбирал ни разу…
Эти, что с Мувска пришли три недели ещё назад, разбойнички-то: «Васёк со своей командой», — те ничего, влились в коллектив. Но, опять же, поговаривают, что они тут чисто зиму перекантоваться; потом уйдут… Надо ли нам это, отпускать их?.. Да с оружием, да с припасами… А? — выжидающе заглянул в глаза Борису Андреичу. Тот одобрительно сморгнул: мол, мыслишь в правильном направлении; потом подумаем…
Продолжил: что Васёк этот парень непростой; из этих, как их, «выживальщиков» ушибленных; готовился ко всему этому пиздецу ещё давно, несколько лет уж. Отсюда и снаряга качественная, и припасы, и оружие тюнингованное. И связи в Мувске. Передал ему, Хотону, информатор, что Васёк этот хорошо знаком с лидером «черноквадратников» в Мувске; не слышали про такого?
Борис Андреевич лишь вновь медленно сморгнул, слушая: мол, слышал, как не слышать…
Продолжил: — Вот, у него не только знакомство с этим арабом, но и, хвастанулся он, что некая «тамга» от него, как у азиатских старых правителей было принято. То есть вроде как ярлык на княжение; и одновременно пропуск. И знак статуса. И, вроде как этот араб его, Васька, «на княжение» сюда и отправил, в Регионы, в Оршанск, — поднимать «черноквадратное» движение. Что за «тамга»? А неясно в общем; может — бумага; а может и вышивка какая на ткани; он, когда хвастался, по куртке похлопывал, выпивши; стало быть, в куртке у него, скорее всего, зашито. Может быть это нам интересно, нет? Надо подумать…
Много ещё интересного порассказал ушлый в деле наушничества Хотон, о чём стоило на досуге подумать…
В ОСАДЕ
День в общине начинался с общей молитвы и проповеди Отца Андрея. Ходили в основном все, кто не был занят на хозяйстве и в нарядах: Отец Андрей кроме всяких там назиданий и поучений из Священного Писания, бывало интересно рассказывал и чего в мире творится. Имея приёмник, слушал по вечерам, осмысливал; а потом доводил до паствы. Ну и по делам общины тоже; так что проповедь зачастую превращалась в своего рода планёрку. В богословии батюшка был не силён; он и сам это вполне осознавал, потому что не духовную семинарию заканчивал, а политех; и уже потом, после армии, придя после долгих поисков истины к вере, закончил что-то, что в переводе на гражданские расклады можно было бы с духовной семинарией сопоставить как ПТУ с университетом. Потому Отец Андрей старался больше давить на практичность; а Священное Писание «пристёгивал» зачастую чисто как аргумент чтобы подкрепить авторитетом какую-либо из своих мыслей.
Приёмники и в общине были не редкость; хотя и накануне случившегося в мире, что с подачи Вовчика всё чаще называли странным буквосочетанием «БэПэ», какой-нибудь радиосвязью озабочивались совсем уж не в первую очередь, и даже не в пятую, воспринимая наличие телевизоров и радио в мобильниках как естественную данность, которая никуда деться не может; вместе с питавшим их электричеством.
Однако всё получилось не так «естественно»: хотя телевизоры и приёмники в мобильниках никуда не делись, электричество же оказалось совсем не таким само собой разумеющимся благом, как солнце и воздух. На каком-то этапе БэПе электричество в Озерье, и, соответственно, на пригорке, безвозвратно закончилось; и потому получать новости по радио, не говоря уж про телевизор, стало сложно: электронные девайсы надо было заряжать; потребляли же они энергии несоразмерно отдаче.
Отец Андрей же располагал простейшим, экономичным и дешевейшим по до-БПшным временам приборчиком: компактным, чуть больше флэшки, МP-3 плейером, на котором, грешник, любил во время какой-либо монотонной работы, которой хватало в общине, послушать музыку, и не только церковную, — батюшка был широких интересов. Кроме МP-3-проигрывателя девайс имел и миниатюрное радио на КВ и СВ, чего вполне хватало для ощущения биения пульса мира. Самое же главное, — девайс был очень экономичен в плане энергии: не имел динамика и звук выводился только на наушники; и питался от одной батарейки ААА, то есть «мизинчиковой». У Отца Андрея и так-то был запас батареек; кроме того он приспособился заряжать и ААА- аккумуляторы как от время от времени включаемого большого генератора, в своё время умыкнутого Вадимом при помощи Владимира и Вовчика с вышки сотовой связи, так и от солнечной панельки Вовчика.