Нет, он, конечно же, не стал пялиться-рассматривать что там стало происходить дальше! — это было бы не по-военному. Только увидев, зафиксировав что выстрел произведён — и противник поражён! — Андрюшка одним движением сдвинулся назад, в окоп.

— Ну что?? — выдохнул Санька; и, ещё до ответа друга по его сияющему лицу понял — попал!

— Главного! — гордо ответил Андрюшка, — Как на стрельбище! — в десяточку! — Он с трудом, опять ударом, выбил затворную раму — вылетела дымящаяся гильза, — Ну что, Санёк? Ты?? Или мне дашь?..

— Конечно я сам! — торопливо ответил Санёк, протягивая другу свой патрон, — Заряжай!

— Угу… — повторяя процедуру ручного заряжания, бормотал Андрюшка, — Только быстро! Они, слышишь? — пошли! Надо и нам срочно отступать к своим! Ты гляди… там один такой… в светлом камуфляже. Ну, увидишь сразу. Наверное, тоже главный. Цель в него — и отступаем.

Санька, как и раньше до него Андрюшка, тоже выдвинулся на край окопа. Да, всё как на ладони! — и Андрюшкин «крестник» там! — лежит! Вот молодец какой! Ну, сейчас я тоже…

Он зашарил стволом, через прицел отыскивая достойную цель; — того, про которого говорил Андрей «тоже главный». Вспомнил с занятия, что проводил Геннадий Максимович: «- Приоритетные цели для снайпера — офицер, пулемётчик, гранатомётчик, радист!» Сейчас — сейчас… прячутся, гады, за джип-то! Но в прицел вдруг попала… Леонида! На четвереньках теперь, в своей богатой шубе, которой она так гордилась; со сбившимся на плечи с головы платком, она нелепо и неумело отползала назад, и была сейчас прекрасной целью… Не раздумывая ни мгновения, повинуясь внезапно вскипевшей в нём прежней ненависти, сжав до боли зубы, целясь ей под левую руку, Санька выжал спуск…

Скатился обратно в окоп, столкнулся ошалелым взглядом с взглядом друга.

— Ну как??

— По… попал. Но не в того. Но… попал!

— Ага! — Андрюшка, больше не тратя время на расспросы, быстренько снял с приклада свою шапку; уже привычно, с ноги, выбил затворную раму, вытряхнул из неё затвор; подобрал, и сунул его в карман:

— Пригодится!

Искалеченный, уже ни на что не годный автомат, вернее, его останки, откинул в сторону.

— Ну, Санёк! Поползли! Меняем позицию!

— И ничего не грех! — пробурчал почти про себя Санька, — И нету никакого греха, вот! Так ей и надо, гадине!

ПЕРЕЛОМ

Это был самый напряжённый момент боя, — когда был отражён первый натиск, отбита первая атака; и наступил краткий перерыв перед, несомненно, готовящимся «продолжением».

Несмотря на тщательную продуманную подготовку, несмотря на мощную психологическую подготовку и мотивацию, защитники Общины понесли тяжёлые потери: были убиты трое мужчин, в том числе Геннадий Максимович, член Совета; ранены, некоторые тяжело, несколько женщин; Вадим получил сквозное пулевое левого плеча; Бабаху посекло всё лицо мелкими осколками кирпича и цемента от рядом прошедшейся по стене пулемётной очереди; и только предусмотрительно надетые баллистические очки спасли его от потери глаз. Лёгкие ранения получили многие; это не сломило волю к сопротивлению, но наглядно показало, что второго натиска в окопах не сдержать…

Беда была в том, что несмотря на то, что окопы рыли давно, ещё с осени; рыли упорно; и значительно расширили их сеть в последние недели, — всё равно они не шли ни в какое сравнение с возможностями «крысиных ходов» в Башне, о которых так живописал, рассказывая о своих подвигах, Сергей. Критично было и с боеприпасами.

Хотя один из БМП и был подожжён с лёгкой руки и отваги Отца Андрея — он всё же не был напрочь уничтожен: враги, очевидно, предполагали атаку «коктейлями Молотова» и обзавелись где-то добытыми углекислотными огнетушителями, — которые и использовали в полной мере, чтобы, прячась от огня с Пригорка за корпусом машины, сбить с неё пламя. То есть оба БМП по-прежнему представляли собой грозную силу; и, хотя в «живой силе» (как уже привычно привык определять Вовчик) противник понёс существенно большие потери, и, несомненно, наступательный дух его был подорван, превосходство в технике и оружии при повторном натиске сыграло бы решающую роль… Чудо и божья милость — как считали все, видевшие это, — было в том, что Отца Андрея миновали пули во время его самоотверженного, если не сказать героического, рывка к атакующей машине… Да, отвага отвагой; но техника и оружие сплошь и рядом решают исход войн — даже и на таком микро-уровне.

Кроме того, линии ходов сообщения не доходили до самой церкви — чтобы произвести такие циклопические земляные работы, да ещё большей частью уже зимой, не было никакой реальной возможности. Таким образом, если бы при повторной атаке наступающие прорвали бы линию окопов — отступить назад, на Пригорок, к каменной церкви и Дому, не было бы уже никакой возможности, — и Вовчик дал команду на отход. Только что закончившие зачистку окопов от нескольких прорвавшихся «пехотинцев» общинники стали оттягиваться назад, к церкви; выносить своих убитых и раненых.

Собравшиеся на боевой совет за бронированным корпусом Барса Гришка, Хотон, староста и помощник Григория Макс, оценив потери, с одной стороны чётко поняли, что или вторая попытка будет решающей — или третьей не будет вообще! — с другой стороны, поняли и то, что хотя одномоментного прорыва, «кавалерийской атакой» не получилось, и даже чуть было не потеряли одну машину — тем не менее, предложенный тут же Хотоном резервный «план Б» имел все шансы на успех. План предполагал не «рывок»; а медленное, постепенное «продавливание» обороны, — когда бронированные машины медленно и неуклонно шли бы на пригорок, ни в коем случае не отрываясь от и так уже поредевшей «пехоты»; уничтожая последовательно всё и вся, имеющее самоубийственную смелость в них стрелять.

Перекрикивая друг друга из-за осточертевшего воя сирены, они пришли к однозначному решению: сейчас или никогда! Видно было, что в окопах противника тоже царит оживление — судя по всему там тоже готовились принять последний бой…

Ну что ж! — пусть он для них и станет последним! — решили все.

— Хотон! Можно заткнуть эту гуделку?? — раздражённо прокричал Гришка.

Хотон нервно оглянулся. Кой чёрт! — до раба, послушно накручивающего воющий механизм, было не менее двухсот метров — и никакой другой возможности передать ему приказ кроме как лично или через посыльного. Кой чёрт! — завалят из снайперки с крыши церкви или с колокольни; во всяком случае постараются! — и Хотон покачал головой.

— Чёрт!.. Гудит как голова с похмелья! — Гришка выругался, — Ну ладно. Недолго осталось. Но… что-то вроде как двоит сирена?.. Это мне одному кажется, или чо?

Нет, не ему одному! — всем казалось, что со стороны леса раздавалось также завывание подобного же агрегата… И казалось, что оно вроде бы как и приближается?

— Эхо!.. — неуверенно, но всё же счёл нужным найти объяснение этому явлению Хотон, — Эхо, эта, от леса отражается…

— Странное какое-то эхо! — раздражённо сказал Гришка, — Ну ладно. Чума! — передай по цепи: наступаем за машинами; не отставать, но и вперёд не вырываться! Патронов не жалеть! Сейчас мы их продавим! Сигнал — красная ракета! Да!.. И скажи — кто лежать останется, кто не встанет, — повешу на Пригорке вместе с церковниками!..

— …с гнусными клерикальными отморозками, отвратительными мерзавцами, продажными фашистскими подстилками; сейчас сучащими ножками в ужасе от предчувствия близящегося им возмездия!! — выкрикнул подползший в это время к ним и Мундель. Глаза его лихорадочно горели, в руках он тискал свой рыжий, сейчас потемневший от влаги, неизменный портфель.

Все оглянулись на него; Гришка смерил его настороженным взглядом… Впрочем, к нему давно уже относились как к юродивому, кое в чём весьма полезному.

— Что приполз?? — напустился на него, чтобы тоже как бы поучаствовать в военных планах, в которых он ничего не понимал, Борис Андреевич, — Что ты нам-то втираешь?? Ползи вон вдоль цепи, мотивируй бойцов! Объясняй им про «кровавых мерзавцев» и про «великий смысл последнего удара»! Пшёл!