Положили мальчишку на снег возле подъезда, пинками приоткрыли дверь; Толик проскользнул внутрь с автоматом наизготовку «ибо мало ли что». Вернулся, закидывая автомат за спину:

— Нормально, никого. И квартиры открытые есть.

Снова подняли мальчишку, и тем же порядком занесли в подъезд, потом в одну из квартир, дверь в которую была взломана. Положили его на диван. Диванную подушку — под голову.

Медля, Олег зачем-то прошёл на кухню. Настенные шкафчики распахнуты, на полу раздавленные баночки из-под круп, муки, вермишели, специй — всё как всегда, обычная картина после визита мародёров. На стене, под настенной лампой — календарь. Август месяц; на картинке синее небо, лазурное море и большая красивая ракушка на переднем плане. Давно хозяева отсюда… свинтили.

Заглянул Толик:

— Ну чо ты? Мы тут чо, до завтра тасоваться будем?

— Я полагаю, что ты…

— Знаешь!.. — перебил его брат, как будто заранее знал и ждал что Олег скажет, — Давай-ка ты из меня не будешь делать палача! А потом за это же и презирать! Давай-ка грязную работу делать вместе или хотя бы по-очереди! Вот сейчас вот — твоя очередь! В общем, я возле подъезда подожду.

И вышел.

«— Толян знает меня как облупленного!» — подумал Олег, глядя на красивую ракушку на календаре, — «- Может быть даже лучше, чем я сам себя знаю. И — воспитывает. Я — его. Он — меня. Ладно, что время тянуть».

Вернулся в комнату, встретился взглядом с горячечным взглядом пацана. Спросил, кладя руку на рукоятку люгера:

— Может, курить хочешь?

Тот не ответил.

РАЗГОВОРЫ ОБ ОТВЛЕЧЁННЫХ МАТЕРИЯХ

Толик стоял на выходе подъезда, и, стараясь не светиться, поглядывал вокруг. Рассчитывал на ожидание, но выстрел за спиной, в квартире, раздался буквально через несколько секунд. Он только качнул головой: «- Растёт над собой братан!»

Тут же появился и Олег; автомат за плечами; заталкивая в кобуру люгер. Засунул, пристегнул ремешком.

— Пошли.

Пока шли к джипу, потом выезжали со двора, Олег ощутил невыносимую жажду поговорить. Он понимал, что это всего-навсего отходняк от стрессовой ситуации; причём — он отдавал себе отчёт и в этом, — более стрессовой для него, нежели когда они на пару с братом перебили молодняк, сдуру залезший в магазин под Башней, и оказавшийся там в ловушке. Среди которого, кстати, были и Элеоноровы ровестницы-подружки. Но тут было совсем другое дело.

В общем, поговорить так и рвало. Он пытался сдерживаться; но потом плюнул — чего ради перед Толяном-то что-то из себя изображать? Не тот случай. Он меня во всяких видах видел.

— Слышь, Толян. Я что вспомнил. Помнишь, Серый когда отболел, после этой переделки. Ну, как вынырул тогда из беспамятства, как из проруби. И весь такой… ненормальный, помнишь? Чушь всякую нёс — что он «там был, он возвращался»; тебе ещё всякую ахинею: что «тебя нет», что ты… помнишь?

— Ну. И что. Прошло же.

— Не. Вроде как не прошло. Я с ним как-то на днях разговаривал, чуть коснулся этой темы — нет, чувствую, не прошло… И, самое интересное, знаешь что…

— Что? Самое интересное, хы?.. ты за правой стороной приглядывай, брателло; я через этот долбаный плексиглас не вижу нихера!

— Приглядываю я… Так вот. У меня сложилось впечатление, что он верит, что он правда где-то «там» был, в другом измерении, что ли, в прошлом. Там было ещё «до всего этого». Апельсины всё вспоминал; прикинь, там апельсины ещё были! И он жалеет, что «там» апельсинов так и не попробовал… И там со мной разговаривал; то есть с тамошней моей копией… не, — реинкарнацией… Опять нет, — с моим тамошним воплощением…

— Ой, да мало ли люди несут в бреду и после болезни?

— Нет, там очень структурировано. Такое трудно в бреду придумать.

— «Там» — это где «меня нет», что ли?

— Да. Там, он сказал, тебя нет. То есть, прикинь — я есть, а тебя — нет. Вообще нет у меня брата. Ну и, — я, говорит, тоже отличаюсь от себя, теперешнего. Даже, говорит, голосом. И зубы у… у меня тамошнего вставные, мост-керамика, — как у тебя. А тебя — нет…

— Хы! — Толик, не отрывая взгляда от дороги, ощерил зубы, четыре передних из которых на верхней челюсти и правда отличались по цвету от остальных.

— И, говорит, что «я — тамошний» ему такую теорию задвинул: что «тут» ты — это отдельная часть моего «я». А «там» мы с тобой, якобы, единая личность. Даже зубы у меня передние выбиты, как у тебя здесь — прикинь!

— Да… забавный бред! — проворчал Толик и снова ощерился.

— Вот. И я что говорю. Занятно — что только психика с нами не выкидывает, когда мы «в пограничных состояниях» находимся! Причём всё так структурировано, логично! Я б так не смог придумать…

— Даладно. Не смог бы он. Всё ж время раньше над фантастикой просиживал; вот и у Серёги от этого завихрения наследственные… Да. А чо ты вспомнил, про… про Серёгу? Ааааа… — сообразил Толик наконец, — Из-за этого… пацана этого. Так я и думал. Что ты тут комплексовать начнёшь… Не, мог бы и я, конечно, но…

— Да нет, нет, Толян, всё рóвно. Это нормально всё. Просто интересна ситуация. «Он», ну, то есть «я — тамошний» смог бы «это» сделать? Как думаешь?

— Ничо не думаю. Давай хернёй не станем маяться, а? Нету никаких «там» и «здесь». Есть только «здесь».

— Ну не скажи… очень там всё логично у него выстроено; недаром Серый сам в это верит, — что был «там», но вернулся. Почему-то. И «здесь», получается, все самые жёсткие человеческие качества в тебе сконцентрировались. Мои, в смысле, качества — но тут «в тебе». А там, получается, всё только во мне…

— Херню какую-то несёшь.

— Не хочешь, — не слушай. Нет, что-то в этом есть… Я вот замечаю, что я постепенно становлюсь жёстче, что ли. Я таким раньше не был. Чтобы пацана вот так вот… нет, раньше бы не смог. Да, жёстче становлюсь. А ты, напротив… не замечал?? Может, тебе самому не заметно — а со стороны видно! Я меняюсь. Далеко не факт, что смог бы раньше вот так-то.… А ты б — смог. А, Толян?

— Не.

— Что «не»??

— В смысле я б стрелять не стал.

— Почему??..

— Патрон. Звук. Зачем окружающих оповещать, что тут какая-то разборка? Опять же ствол чистить. Для таких вещей нож есть.

— Ааа… — Олег выдохнул, — Вон что.… Да не, извини, тут уж пацан пулю заслужил. Резать его ножом — это было бы уж слишком!..

— Ну, может быть. Но я говорю в принципе.

— И ты меняешься. Не замечал?

— Чего? — с подозрением покосился на брата Толян, — Чего я замечать должен? Что — добрею прям на глазах? Ага. Ну да. Замечаю. Каждый день, хы. Скоро буду куклам платья гладить и плакать над сериалами из коллекции твоей бывшей, ага.

— Нету у неё там сериалов, только херня феминистическая…

— И ты тоже. Меняешься, брат! В июне, когда ты только сюда, к нам приехал, ты не такой был. Нет, конечно и сейчас ты можешь и пристрелить, и голову отрезать, я не сомневаюсь. Но чтоб раньше ты так из-за какой-то… тёлки стал переживать — нереально!

— Из-за какой?.. А, ты про Элеонору? Нууу, братан, тут особая история…

— Вот. Особая. А раньше ты не был способен на «особые отношения». А тут…

— Олежа, давай, нах, тему сменим. А то я расплачусь! — фыркнул Толян, — Не про меня. А вот чтоб ты чего-то там менялся, «жесточал», я что-то не замечаю!

— Ну почему же…

— Вот потому же! Вот давай — вот Серый повёз в Спецов детский сад продукты для этой… как его? Для Маши этой, ну, девчонки, что у бомжей забрали. А нафига? Вот что это даёт??

— Толян. Ты что — предлагаешь ребёнка убить? Ты совсем, что ли?..

— Да… — Толян помялся, — Ну почему обязательно «убить». Хотя с деловой точки зрения оно, может, того и стоило б. Кто она нам? Но вообще… Вот посмотри — что вот ты о бедующем этой девчонки думаешь? А?

— Ну как что… Живёт и пусть живёт. Что мы, одного лишнего ребёнка не прокормим?

— Прокормим. Хотя, в общем, при нынешних условиях это бы и нафиг надо. Кто она нам, повторюсь? Кто мы ей? Люди, убившие её родителей. Сколько бы мы её ни кормили. Вот и думай.