Элеоноре было решено оставить её собственное имя. И были ещё «взяты в проект» из «проверенных кадров» Анжелика; и новенькая, давно просившаяся к Рамоне в «шоу», но так и не успевшая поучаствовать в «труппе», выступавшей в «Рассвете Регионов», — рыжая Климкина, получившая тут же «сценическое имя» Коломбина.

Анжелика и Коломбина не удостоились быть посвящёнными в полный замысел операции; поскольку у Рамоны образовался негативный опыт: от пока ещё даже неконкретного предложения поучаствовать в «шоу-налёте» отказались сразу несколько её прежних девушек, на которых она делала ставку.

— Да ты что, Рамона, как ты можешь; да ты с ума сошла, да как так можно?? Да убьют ведь, и не просто убьют, а замучают, запытают до смерти — это же такие звери! Нет-нет-нет-нет; да-ты-что?? Не получится из этого ничего; убьют всех; да и как это можно — пытаться мужчин-то убить? Ты с ума сошла! — вот такая вот примерно подача последовала и от Вики, и от Юлианны, и от Маринки — Юдифи.

Всё это привело Рамону в состояние бешенства:

— Сучки тупые! Да вас в «Рассвете Регионов» сто раз могли зарезать спьяну, заразить; похитить — увезти на бессрочный «субботник»! И не пискнули бы! А теперь тем более! — всё, власти нет, дикое поле! Вам, дурам, заработок предлагаю, — что год-два после этого сможете безбедно жить вместе со своими; вы, суки тупые, отказываетесь! Риск?? — риск! Так у нас такая профессия! — надо было идти в бухгалтера, там риски другие; правда, уже бы давно и подохли б в эвако-лагерях! А сейчас что? — жирок ещё есть, с голоду зубы на полку не складываете?? — и имеете потому наглость отказываться?? Я вас когда подводила, твари вы бросовые??

— Может, со временем что-то как-то наладится… — проблеяла одна из отказавшихся.

Рамона, уже успокоившись, зло:

— «Наладится…» Ну, нет так нет. Но если, суки, рискнёте хотя бы во сне кому проболтаться — найду и зарежу. Вы меня знаете.

Девушки свою «мадам» знали; и потому на их молчание можно было рассчитывать; тем более что насчёт объекта налёта они так и не были посвящены. Но, наученная опытом, Рамона решила Анжелику и новенькую Климкину-Коломбину в детали также не посвящать, а использовать «втёмную». Габриэлла же, как Рамона и ожидала, сподвигнулась на опасное дело без особых терзаний: у неё, судя по всему, в биографии «бывало всякое»….

— Хорошее дело — чулки. Из них можно быстро соорудить гарроту — удавку. Но, сразу скажу, душить здорового мужика — это требует или большого навыка, или ещё большей озверелости. Так что это я вам уж так, для общего сведения… — продолжала инструктаж Рамона.

— Так, девочки; сразу говорю — мы идём не «сразу на спине полежать», — идём работать, но как получится… Мы идём показывать шоу!

В одном из больших номеров «Спорта» была вынесена мебель, и он представлял сейчас собой репетиционный класс. В нём было холодновато, — батареи в нём были заглушены; и при разговоре изо рта вылетали облачка пара, — но девушки были достаточно тепло одеты; да и Рамона не давал озябнуть:

— И раз, и два, и три! И раз, и два, и три! Бодрее, Климкина! Тьфу, Коломбина! — бодрее! И раз, и два, и три! Элеонора, в счёт не попадаешь! Все смотрим на Гу… на Мияки-тян, — вот это уровень! Сразу видно — школа! И-раз, и-два. И три. Теперь под музыку…

ВНЕДРЕНИЕ

В действительности всё оказалось не так, как предполагалось старшему капитану в его мрачных ожиданиях. Всё было, чёрт побери, в точности так, как описал дежурный: напротив ворот, довольно далеко, существенно дальше расстрелянного грузовика, стоял белый микроавтобус; и на его фоне, как это не дико, выстроившись в ряд, явно ритмично приплясывали, дёргались явно женские фигуры. Слышалась и музыка. Там, возле микроавтобуса, музыка наверняка орала во всю мощь; но и здесь, на посту, за двойным остеклением, её вполне отчётливо было слышно. Что-то знакомо-ритмичное, ещё «тех времён». И ритмично приплясывающие женские фигуры, в коротеньких курточках и в обтягивающих рейтузах. Нет, никаким стриптизом тут и не пахло, — это капралу Воронцову явно привиделось. Но оно и неудивительно — уж очень дикое зрелище: снег, свинцово-серое низкое зимнее небо; уныло — коричневые стены брошенных домов с выбитыми стёклами; засыпанные снегом деревья, — и слаженно танцующие под музыку молодые женщины в ярких коротких курточках. В обтягивающих ноги лосинах… мммм…

Он взял у постового бинокль. Опёршись плечом в тушку целящегося в прикрытую стеклом бойницу пулемёта, всмотрелся. Увеличившаяся в восемь раз действительность никуда не делась, — реально, девки. Живые. Пляшут… Под музыку. Явно «обращаясь» к ним, к воротам. К посту.

— Я тоже сначала подумал, что глюк! — понимающе произнёс за спиной Воронцов, — Даже куснул себя в руку. Потом гляжу — не, не глюк. А, во, опять вылазит!

В бинокль отчётливо было видно, как из открытой двери микроавтобуса вылез какой-то парень, поднял стоящую прислонённой к машине палку, и стал ритмично размахивать ею в воздухе. Танцевавшие девки гуськом улезли внутрь микроавтобуса, — видимо греться. Музыка смолкла. Парень всё так же продолжал размахивать из стороны в сторону белым флагом. Потом достал из кармана маленький, скорее всего что театральный бинокль, и стал вглядываться, казалось, прямо в глаза смотрящего на него сквозь свой бинокль Богдана. Опять спрятал бинокль в карман, и вновь стал ритмично размахивать из стороны в сторону флагом.

— Переговоров хотят! — подсказал Воронцов, как будто это и так не было понятно.

— По инструкции не можем вступать! — противно-уставным тоном прогнусавил Федосов.

— Врезать по ним, может, из пулемёта? — не то что предложил; а так, бросил мысль пришедший с Федосовым Хайдаров.

И Воронцов, и Федосов посмотрели на него как на сумасшедшего; и даже старший капитан, отняв от глаз бинокль, оглянулся на него; оглядел с ног до головы, и предложил сухо:

— Ну иди, стрельни в них, бля…

— Да чо, я так… — смешался Хайдаров; и, когда старший поста вновь вернулся к рассматриванию происходящего на той стороне улицы через бинокль, Федосов прошипел ему на ухо:

— Ты, Ильдар, за такое предложение, пойдёшь, наверное, вместе со Студентом Генералу яйца полировать! Языком, бля! Умник, нах!

Богдан раздумывал. Он слышал шёпот Федосова, и полностью разделял его эмоции. Явление пятерых молодых девок в данной точке судьбы он расценивал как явный и недвусмысленный знак мироздания; и стрелять, пусть это сто раз было продиктовано Правилами, в пританцовывавших живых, молодых, симпатичных, румяных от мороза девок он не разрешил бы даже под угрозой разжалования. Это был знак судьбы, мироздания, бога, вселенной — определённо!

Когда парень явно устал уже махать флагом, и из открывшегося вновь микроавтобуса вылезли те же девки, и вновь послышалась музыка, Богдан решился:

— Открой окно! Высунь какую-нибудь тряпку — помаши! Пусть идёт сюда — поговорим. Узнаем, что это за цирк, что им надо. Застрелить всегда успеем. Будем считать, что это не нарушение… Федосов! На другие посты передай — усилить бдительность, возможны провокации или нападение!

Воронцов засуетился, ища тряпку; Федосов взял со столика и включил рацию. Помещение тут же заполнили возбуждённо из динамика перебивающие друг друга голоса:

— Ворон, ну чо там?? Чо, правда, бабы?? Сколько?? Симпатичные? Чо делают??..

— Федосов; список всех, кто сегодня на постах, и кто сейчас бубнит в рацию, — мне сегодня на стол! — мстительно распорядился Богдан, — Я вам устрою балаган! Совсем распустились. Воронцов, — скоро??

Переговоры оказались затяжными и сложными.

Тот парень, что махал белым флагом, он и прибыл к воротам для переговоров. Его тщательно обыскали, и, не найдя вообще ничего, провели на второй, «пулемётный» этаж будки, или ПВОС-а, «при воротного огневого сооружения», как он числился в плане, для беседы с господином старшим капитаном.

Господин старший капитан первым делом выгнал всех подчинённых из будки, оставив лишь одного доверенного Федосова, которому наказал зорко следить в амбразуру «за противником» и не оборачиваться, к чему все, включая Федосова, отнеслись с полным пониманием. И, остро понимая, что уже одно то, что этот вот парень без санкции Центрального Штаба сейчас здесь, за периметром, что является грубейшим нарушением всех правил и инструкций, и потому обратного хода нет, приступил, собственно, к переговорам…