— Хозяин-то вон там лежит! — поспешила подсказать Лена, указывая на угол комнаты, заставленный телевизорами в коробках, — Если что и есть, то, наверное, у него.

— Где? — заинтересовался Рядовой.

— Вон там. За этими коробками. Вот тут можно пройти, — указала она, — Только он от эпидемии, наверное, умер.

— Ага. — Рядовой протиснулся к дивану, на котором лежал закутанный по самый нос покойник, — Поглядим на хомяка…

БЕЗ ГРАНАТЫ — НИКАК!

— Не. Не от эпидемии. — вынес Рядовой вердикт после краткого осмотра, — От эпидемии рожи синие бывают. А этот — бледный. И… — он посветил на табурет, стоявший впритык к изголовью дивана, на который Лена прежде не обратила внимания, — Вот… лекарства. Ну-ка, что у нас тут… Ага.

Он быстро перебрал стоявшие на табуретке пузырьки и надорванные облатки с таблетками. Несколько сунул в карман.

— Не, точно не эпидемия. Скорее всего подцепил где-то воспаление лёгких, — у офисного планктона на сквозняках и без отопления это как за-здрасьте; и без «Скорой», да на самолечении… да с таким небогатым набором лекарств… сгорел как свечка!

— Точно знаете?

— Да почти что! — важно ответил Рядовой, — Что я, сдохших от эпидемии не видел?

— И не боитесь?

— Эпидемия… прошла! И была она… незаразная! — ответил Рядовой, ухватив одной рукой за одеяло на покойнике и потащив на себя, — Вот такая вот странная эпидемия…

Он потянул ещё, отступив и светя фонариком, — и труп, закутанный в одеяла, обрушился на пол с мёрзлым стуком.

Лена ахнула.

— Не ссы, ворона! — откомментировал Рядовой своим, видимо, привычным определением, и стал ворошить постель, подушку. Труп лежал на полу, и одна нога в штанине синих тренировочных штанов у него странно, по-неживому, торчала в сторону. Окоченел. — У таких хомяков, бывает, под подушкой спрятано. Чтоб можно было даже во сне заначку жамкать! Уроды же. Позор Державы.

Под подушкой ничего не обнаружилось.

— Ну ладно. Будем искать дальше. Должно быть. Тут видно, что не искали нормально. Идиоты.

Лена заметила, что, судя по всему, у Рядового все были или «вороны», или идиоты, или, на худой конец, «позор Державы».

Теперь он методично обшаривал разные укромные места квартиры, продолжая разглагольствовать. Из его бахвальства Лена узнала многое как о нём, так и о практике поиска тайников в квартире:

— Оне же идиоты все. Прячут куда? Стандартно прячут — вот, тут холодильник давно разморожен, а то бы я в первую очередь в холодильнике бы смотрел, в морозилке. Но сейчас и света давно нет, и в первую очередь жрачку гребут, так что навряд ли. Если только «под» или «за». В решётке от компрессора некоторые прячут, скотчем приклеивают. Деньги. Идиоты. Ещё в смывном бачке — но не сейчас, конечно. Ещё в белье. Но в белье многие ищут, потому там реже прячут. Даже если и дураки, как этот.

— Почему он дурак, думаете?

— Потому что натащил техники — и подох. А, раз уж натащил, подфартило, надо было срочно в деревни сдавать — там поначалу спрос на такие вещи был. Пока электричество было. Тааак… нет, тут не будет. Надо по плинтусам пройтись; если ламинат, то плинтуса чаще всего съёмные, на защёлках — под ними прячут. Идиоты, позор Державы.

Он, достав и открыв складной нож, принялся протискиваться вдоль стен, стараясь поддеть плинтуса, подсвечивая себе фонариком. Нет, под плинтусами ничего не было; но Рядовой не унывал и продолжал поиски, болтая.

От него Лена узнала, что «Державу предали и продали», что сделали это «проклятые изменники, регионалы», которые «всегда державной власти изо всех сил вредили!» Что и «хрен бы с ними, с Регионами — мы их всю жизнь кормили!», и, в то же время, «Рано или поздно вернём мы все эти территории, обязательно вернём! Всем, кто там жить остался, кто продался изменникам — люстрация, и в эти самые сельхоз-лагеря, на брюкву и топинамбур! Искупать кровью и трудом!»

Что «…эти подонки-регионалы всегда были чуждым органом при Державе!» и что «Целостность и неделимость Державы — безусловный приоритет перед любыми другими задачами!»

Это было странно Лене; она была всегда очень далека от всех этих политических споров и разногласий; это Олег «имел своё мнение»… Но, во всяком случае, слушая сейчас Рядового Державы, как пришелец называл себя, и считая себя здравомыслящей, она видела противоречия в его разглагольствованиях и попыталась ему на них указать:

— Как же так? Если Регионы были дотационными, и если они, как вы говорили, всё равно всегда хотели отделиться, — то, получается, они Державе и не нужны ведь вовсе! Зачем они? Воевать ещё с ними… пусть бы и отделялись! — меньше нахлебников.

На что Рядовой ответил ей зло и сразу; видимо, давно имея ввиду такое соображение:

— А потому что нехер было самим отделяться! Никого не спросясь — отделились, видите ли! Есть Держава, есть Закон! Чтоб отделяться — нужно всенародный референдум; только он может разрешить или запретить! А то — ишь, «они решили!» Да мало ли что они решили!! Переколошматим всех; а кто выживет — в поле и к станку, восстанавливать порушенное!

Впервые за всё время странствий Лена разговаривала с живым человеком, а не с эфемерными «слушателями лекций»; и это было очень приятно! Хотя и тема разговора была какая-то дурацкая, но тем не менее — приятно слышать живой голос, приятно дискутировать… если можно назвать дискуссией её возражения и его лающие ответы.

— Но посудите сами — зачем?.. Если, как вы говорите, они и так были дотационные — зачем всё это? — воевать с ними, принуждать их «вернуться», жестоко наказывать после этого, заставлять восстанавливать — когда они и раньше-то, «до всего этого» были убыточными! Это же затраты — человеческие, ресурсные. Тем более что уже столько длится война, «фронт»? Эта, как её? Анти-сепаратистская операция, АСО… Они же там тоже все озлоблены на нас! Остаётся только перебить их — но как это, и зачем??

Тупость вопросов её, видимо, раздражала Рядового; но он, тем не менее, отвечал — на этот раз уже забравшись на лежавшие один на одном телевизоры в коробках, и, рискуя свалиться, балансируя, зачем-то ощупывал люстру под потолком:

— Зачем-зачем, ворона! Я же сказал тебе, что непонятного?? — потому что нехуй было отделяться без референдума! Вот глупая баба! И никто их «восстанавливать» не собирается — пусть сами как хотят кувыркаются!

— Значит — только из принципа? Чтоб наказать их, да? Наказать — а потом бросить? Надо ли это, разумно ли?

— Нет… ну, ворона!.. Всё ведь тебе объяснил! — нет, не понимаешь! Нехер было отделяться! — ясно? Нехер! Законы свои принимать, деньги свои! За это… О! Вот оно. Нашёл.

Он что-то нашарил в колпачке на ножке люстры, который прикрывал проводку, уходящую в потолочную плиту. Вынул, зажав в кулаке, спрыгнул на свободный от коробок пол.

Она заинтересованно приблизилась; посмотрела — он, зажав фонарик зубами, разворачивал маленький полиэтиленовый пакетик. Мелкие предметы. Жёлтого металла.

— Вот… говорыл же теве — жолжны тут быть жаначки. Жва обрушальных кольша, жапонки… шерёжки, шепочка. Жапонки — так себе; пижутерия, а вот оштальное — явно жолото. Ишь, жаначил. Хомяк. И, наверное, это не всё. Надо ещё ишкать. Женьги там, валюту… — бубнил он не разжимая зубов с зажатым фонариком; из приоткрытого оскаленного рта потекла струйкой тягучая слюна. Вблизи от разогревшегося от лазания по полу в поисках тайников Рядового ощутимо пованивало.

Всё это было довольно-таки противно — но, всё же, живой человек!

Да. Золото. Она проводила взглядом пакетик, который Рядовой препроводил в свой карман. Вспомнила про ту коробочку с золотом, найденную в кармане у Сергея. Она ещё тогда из-за неё целую проблему устроила… Спросила, чувствуя глупость вопроса:

— А зачем вам? Что с этим золотом делать-то?

Вопрос, конечно, был глупый; и Рядовой, вынув фонарик изо рта, не преминул это отметить:

— Ну ты и воро-она! Это ж золото! — как что делать?? Одно кольцо — три банки МувскРыбы, три Леща. Опять же помыться можно, постираться, — на Лешова ночлежка есть, тёплая, в бывшей гостинице, с прачечной гостиницы — с баней. Плати только. Опять же — бабы. Вот… за цепочку — можно тёлку дня на три снять, хы, и чпокать её хоть круглые сутки — только заплати и корми… Хорошие есть тёлки, артистки… бывшие.