ДОРОЖНЫЕ ВСТРЕЧИ
В переговорную трубу отчётливо постучали с кунга. Дядя Саша с Оберстом наладили и проводную электросвязь, но труба в общем была проще; а проще — значит надёжней.
— На связи! — откликнулся тут же Владимир; потом, сообразив, что выходное отверстие трубы прикрыто, скомандовал:
— Джонни, узнай, что им надо. Опять — пи́сать?..
Женька хрюкнул понимающе, и занялся трубой.
— Это Гулька! — сообщил он через минуту, — Она говорит, что сейчас пост будет. Что за пост? Милицейский, кажись. Она что-то как-то рассказывала Лёшке, — я не вникал. Что-то неприятное. Говорит, что около него надо полюбому «на минутку остановиться»…
— Чего ради? С кем-то поздороваться хочет?
— Типа того, я так понял. И по этому поводу — в трубу слышно, — они там затворами лязгают…
— Ох ты… что-то я раньше не спросил! — озаботился Владимир, — Это что, может быть опасно? Я полагал, что сейчас до Озерья дорога чистая… Генка говорил, что и в Оршанске патрули отменили, — горючего нет; а чтоб на трассе заставы… да ещё которая не в сторону Мувска… Ну, милицейский пост не может быть особо опасен; но всё-таки… ага. Ладно, передай — остановимся.
И — строго:
— Объявляется боевая готовность! Никита! — приготовить к стрельбе курсовой пулемёт! Джонни — держи ленту!
— Пускай Студент держит; я сам стрелять хочу если чо! — окрысился Женька, — Матюха, меняемся местами! Ну, что сказал!! Будешь ленту держать.
Женька новоявленного члена экипажа не особо жаловал, и при каждом случае старался показать, кто тут главный. Матюшкин не возражал; и сейчас они завозились, меняясь местами.
Владимир же вглядывался вперёд, он уже видел поворот; вот его миновали — он сбавил скорость, — и вдали появился собственно сам пост: возле самой дороги полузанесённая снегом рыже-пятнистая коробка с башенкой, из которой торчал толстый ствол старинного пулемёта; и поодаль несколько вагончиков, между которыми были протоптаны дорожки. Два автомобиля; судя по тому, что они были заметены снегом, давно не использовавшиеся; дорогу же преграждал полосатый шлагбаум.
Металлическая будка явно военного назначения, да ещё с пулемётом, по мере того, как они подъезжали всё ближе, привлекала его напряжённое внимание; но вскоре он успокоился: к ней не вела ни одна из протоптанных дорожек, и эта коробка явно была необитаема. Ну, тем легче. Людей что-то не видно, хотя из трубы одного из вагончиков явно курился дымок. И шлагбаум… Снести его с ходу, что ли? Если никто не выйдет — не собирается же Гулька идти к ним разговаривать? Это было бы опрометчиво — менты они и есть менты, самая опасная в нынешних условиях служивая каста; опасней только что разве уголовники. Впрочем, их сейчас не разберёшь: менты грабят, уголовники поддерживают какой-никакой порядок, — всё в жизни невероятно переплелось и изменилось…
Однако сносить шлагбаум не понадобилось: когда грозная машина приблизилась метров на двести к шлагбауму, дверь вагончика отворилась, и оттуда торопливо, продолжая одевать и застёгивать сизого, милицейского цвета бушлаты, поминутно роняя под ноги автоматы, вывалились двое, комично-разные: толстый, но невысокий, с подтяжками на выпирающем из-под бушлата брюхе; и повыше, но тощий, руки которого болтались в рукавах бушлата как палки в ведре. Продолжая застёгиваться, торопливо побежали к шлагбауму.
Владимир сбавил ход, выжал сцепление и мягко подкатил Слонопотама к шлагбауму. Остановился; поставил на нейтралку, не глуша мотор; в щель в бронедверце с интересом разглядывал подбегавших полиционеров. По суетливым движениям, по общей расхристанности он тут же определил их как минимально-опасных; видно было, что видя на дороге такое чудовище они тут же преисполнились почтения. Оба были с автоматами; толстый — с ксюхой; а длинный и худой с обычным «веслом»; но автоматы держали так, что видно было — не бойцы! До опытного знакомца Генки им явно далеко. Впрочем, осторожность следует проявлять всегда; тем более он так ведь и не выяснил у Гульки, чем этот пост так знаменит и ей по дороге так запомнился, что она загодя попросила сделать остановку. Может поблагодарить кого? Или наоборот?..
В любом случае стоило выяснить обстановку; и уж точно не оставлять же для беседы с полицаями одну Гульку, какие бы у них с ней отношения не были. Потому Владимир сразу, как остановил машину, достал пистолет (выбранный себе в Арсенале Браунинг Хай Пауэр, пожалуй лучший пистолет второй мировой войны; да и в наше время фору даст многим и многим!) и засунул его себе сзади за ремень. Ещё один такой же висел у него в набедренной кобуре на виду, — всегда неплохо иметь что-либо «на сюрприз». Приказал Женьке:
— Джонни, ты не выходишь! — берёшь автомат и следишь за обстановкой через щель в дверце, когда я выйду! Дверь не открывать! Студент! — ты за пулемёт, и смотри прямо по курсу. Посмотрим, что это за милициянты…
Женька не стал возражать, — это была не мелочь какая-нибудь, типа кому на всякий случай сидеть за пулемётом, а кому держать ленту; это было боевое расписание, подаваемое теперь Владимиром тоном, не терпящим возражений, — а авторитет Владимира в Женькиных глазах в последнее время вырос неизмеримо. Взял автомат и приготовился перебираться на водительское сиденье. Владимир ещё раз взглянул в амбразуру: полицейские явно не проявляли агрессии и держали автоматы на ремнях за спиной; открыл дверь и выпрыгнул с подножки в снег на дорогу.
Морозный воздух после сухого жара кабинной печки освежил. Он встал, уперев руки в бока, и ждал когда наконец приблизятся вплотную эти два бывших «работника правоохранительных органов». Прикинул, что от возможного выстрела из вагончика они его сейчас закроют; да и глупо было бы кому бы то ни было стрелять в сторону этого бронированного мастодонта, у которого с каждого борта торчало по четыре пулемётных ствола. А этих двоих он явно успеет уложить раньше, чем они схватятся за автоматы… Вспомнился тот подставной милицейский пост, с которым он расправился, когда пробирался впервые в составе байкерской «банды» к Оршанску. Ментыыыы… Как бы и с этими так же не пришлось. Что у Гульки с ними за дела, интересно?
Оглянулся — поодаль остановился микроавтобус Иваныча, — наблюдает… Лязгнула задняя дверь кунга; звук прыжка с высокой подножки; похрустывая снежком, подошла Гузель. В своей тёплой куртке, только ещё перетянутой теперь чёрным «тактическим» ремнём, за который заткнуты два автоматных магазина, плюс висящая на нём кобура с пистолетом; с автоматом на плече, под рукой; сосредоточенная. Из-под вязаной шапочки на плечи стелются иссиня-чёрные волосы. Владимир вновь отметил, какая она красивая. Неужели она потеряна для него навсегда?.. Нет, не может быть такого! Хотя и Наташу он ведь тоже любит! Или нет?.. В любом случае Наташу он никак бросить не может…
- Эээээ… здравств… Здравия желаю! — поприветствовал их первым приблизившийся наконец к ним толстяк с капитанскими погонами на засаленном милицейском бушлате. Что бушлат был мятый и засаленный совсем неудивительно — он служил уже много месяцев попеременно то подушкой, то одеялом.
Владимир с интересом рассматривал его, отметив про себя и маленькие свиные бегающие глазки; и рыхлую харю с висящими щеками, явно готовую отразить любую эмоцию — от раболепства до высокомерия, в зависимости как поведёт себя собеседник. Пока что видно было, что грозная машина произвела на него сильное впечатление, — наверное, давно такие тут не ездили. Тут, судя по всему, вообще давно никто не ездит. Ишь какой ошарашенный. И тот дохлик почтительно так держится явно за своим начальством.
— И вам не хворать… — нейтрально эдак ответил Владимир; и про себя подумал, что совсем недавно, да не имея у себя за спиной эдакого дредноута, ощетинившегося стволами пушек, тьфу, пулемётов, он бы не рискнул так отвечать представителю пусть бывшей, но всё же власти. А вот сейчас он чувствовал себя очень уверенно. Кто ещё тут теперь власть, надо поглядеть. У кого пулемёты и броня, тот и власть. А эти так — ошмётки былого…