Всё это дало, как ей казалось, фундамент правильного мировоззрения; и, опираясь на этот фундамент, она чувствовала себя уверенно.

Именно основываясь на новом, так нравящемся ей «позитивном мышлении», она критиковала мужа за его явно выраженное, как ей казалось, негативное отношение к жизни, — как можно так жить?? постоянно ждать каких-то подлостей от судьбы, и более того — готовиться к ним, к этим подлостям!.. Это было непостижимо для неё.

Зачем?? Перед тобой огромный, прекрасный, многокрасочный и радостный мир, готовый дать тебе всё, что ты пожелаешь, стоит только правильно попросить, и, главное, «войти в резонанс» с этим миром, с его красотой и радостью, — и мир примет тебя, мир даст тебе всё, что ты попросишь — это нормально! Зачем ждать подлостей от мира! — ведь это понятно, предельно ясно, что каждый получает от мира именно то, что он от него и ждёт! Ждёшь подлостей, — подлости и получишь! Зачем вместо ярких и радостных красок видеть только грязь и подлость, серое и «защитное»? — бррр, она не выносила все эти цвета «оливы» и «хаки», все эти «защитные, непривлекающие внимания» расцветки, которые предпочитал в своей одежде муж. Зачем «брать» от мира его подлость, когда можно просить и получать радость и красоту!..

Поначалу Олег пытался доказывать ей, что весь этот «позитив», вся «радость и красота» есть не «сама собой разумеющаяся функция этого мира», а лишь продукт, «добыча», которую можно «от мира» получить, — но не «попросив», а потребовав, где-то даже и отняв — это нормально! Вся цивилизация строилась и строится на этом; и совсем не дураки придумали в своё время девиз «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё — наша задача!» — она это отрицала.

Нет, мир изменился; тысячелетия он и был таким, как ты говоришь — грубым и подлым, и именно потому он, мир, таким и был; из-за того что люди так негативно относились к действительности и к друг другу и было это всё: неуважение, обман, войны. Убийства. Вся «эта мерзость» в которую он, Олег, с таким, как ей казалось, наслаждением и погружался, да ещё вытаскивая в дискуссиях массу исторических примеров!

Да мало ли что было! — сейчас мир изменился! Наступила новая эра — эра «позитивного мышления», которое перевернёт старые, замшелые, подлые отношения между людьми, и наступит… Что «наступит», она толком не представляла, но по книгам и тренингам знала, что всё будет хорошо. Очень хорошо. Надо быть просто открытым миру, огромному, многокрасочному и радостному; и ты получишь желаемое.

Так писалось в книгах, так говорилось на тренингах. Олег высмеивал это — но что он понимал в этом мире?..

Ей было комфортно в том мире, который она создала для себя — и он туда не вписывался. Она стала отдаляться от него. Несмотря на его сопротивление, оформила и формальный развод.

По сути же она просто была внушаема, и у неё наступил тот период, который называют «кризис среднего возраста», когда так хочется всё поломать и «начать с нуля». Но ломала она то, что ломать никак не стоило…

* * *

Окружающий же, реальный мир, как будто насмехаясь над ней, совсем не спешил раскрыть ей свои сокровища.

Ситуация в мире, в стране катастрофически ухудшалась; бизнес, во главе которого она, после борьбы с мужем, в конце концов встала, стал трещать и рассыпаться; Олег почти полностью переключился на свою идиотскую (как она считала) «подготовку»; сын был «на своей волне» — и она чувствовала себя как в вакууме. Быть чисто домохозяйкой — нет, это было не по ней…

Потом всё обрушилось вообще.

Карточки на продукты. Путч. Совершенно идиотские распоряжения «Новой Администрации», веерные отключения электричества и «вода по часам».

Потом кончилось и это.

Настал вообще какой-то ужас — с полным беззаконием и убийствами. Огромным шоком было нападение на Башню банды каких-то отморозков, когда погибли люди, и их, жильцов, спас ценой своей жизни Дима — сосед со второго подъезда, которого она едва до этого знала в лицо.

Это был дикий, невыносимый ужас: окровавленные тела во дворе; окровавленный топор, которым это чудовище, Олега брат, добивал людей…

Пожалуй, не меньшим ужасом было и то, чем стал заниматься её бывший муж с братом, да ещё привлёк к этому сына — они занимались грабежами и разбоем, она в этом не сомневалась. В доме появилось оружие…

Нет, сама дочка военного, она ничего против оружия как такового не имела, и даже, в принципе, умела стрелять, выезжая раньше несколько раз с мужем и сыном на организованные друзьями загородные «пострелушки» — но это было не просто оружие, это были уже отвратительные символы нового, мерзкого ей миропорядка — как тот окровавленный, с прилипшими к металлу волосами топор, который она нашла в своей ванной после побоища с гопами. Он снился ей ночами.

Она «затаилась». Внутренне она понимала, что чисто «на позитиве» сейчас не прожить, — но и принять, одобрить то, что делал её муж, она никак не могла. Это было неправильно, резко неправильно; это настолько дисгармонировало с её пониманием жизни и мироустройства, что она внутри себя выстроила настоящую стену, отгородившись от действительности, и стараясь не задумываться, откуда берутся все те продукты, которые она готовила на завтрак-обед-ужин.

Это всё было катастрофически неправильно, и грозило поломать ту картину мира, которую она для себя создала. Но она слишком верила в себя, в свои идеалы и в правильность своего мировоззрения, чтобы смириться до конца. В ней зрел протест… Ей нужно было чем-то заполнить тот вакуум, который образовался внутри её…

* * *

Потом она встретила сестру, и эта встреча дала ей смысл к существованию. Приложить все силы, сделать что угодно, чтобы её младшая сестра, её Ирочка, вновь была со своими мальчиками! Сделать ради этого всё что угодно! А пока она тайно подкармливала сестру, передавая ей шоколад, конфеты, масло с одного из «складов», где она хорошо знала где что лежало. «Маркеты», как называл Олег квартиры-склады, ведь никогда не запирались — все свои; но в последнее время старый Васильченко стал вести учёт… В конце концов, всё это было не их, не Олега, — это было чьё-то, нагло захваченное ими в нарушение всех законов, — так что она считала себя вправе пользоваться этими продуктами; тем более для благого дела: уж чего-чего, а шоколада сестра, видно было по ней, не видела давным-давно…

Она не задумываясь выполнила то, что от неё просила Ира — отправить поздно вечером Белку-Элеонору в помещение бассейна, где её, как сказала сестра, должны ждать, безболезненно связать, увезти — а потом обменять у Олега с братом-бандитом на продукты! Тоже — для них, для Макаровичей, для, по сути дела, её мальчиков.

Конечно же, ей не причинят никакого вреда; по сути дела это даже и не похищение никакое, а просто коммерческая операция, типа тех, которые, как она знала, проводил сам Олег — похитить человека, а потом обменять его у родственников на «ништяки» — это мерзкое новое слово! Вот пусть на своей шкуре с братом почувствуют, каково это — выкупать близкого человека! Если они ещё разбежались её выкупать! — в чём она совсем не была уверена. Главное, что — как сказала Ира, — это «похищение» и последующий обмен был условием Авдея, её мужа, возвращения её «в лоно семьи», к мальчикам… Ради этого, ради сестры, она готова была пойти и на большие жертвы, чем Элеонора, к которой она с того времени, как та «присоединилась к стае» и стала участвовать в налётах (о чём ни раз рассказывали за обеденным столом), стала чувствовать стойкую неприязнь. Убийца! Она, Элеонора, тоже ведь стала убийцей! Участвовала в бандитской расправе над одним из этих… из крестьян, из колхозников, которые только продавали свою картошку на рынке…

Так она говорила себе.

Но потом… что-то вышло не так.

Произошла перестрелка прямо у них «дома», на лестнице; причём отстреливался от нападавших её сын, Сергей. Как, зачем они в этот вечер оказались в Башне? Конечно же она поняла, что это были те самые люди, что должны были «тихо и безболезненно» «взять» Белку-Элеонору и скрыться — наверное, они пролезли в Башню через те дыры в стенах, что были сделаны для прохода в здание бассейна, и через которые Элеонора отправилась туда, предварительно отключив мины. Но зачем?? Ей обещали — она ведь считала, что через сестру Иру говорила с самим Авдеем, а то и с Иваном Александровичем, — что только «заберут девушку для выкупа» — и всё…