Теперь в большом зале бывшего рынка царил полумрак, и она была вынуждена включить фонарик, чтобы не спотыкаться о набросанный повсюду мусор.
Идти вкруговую по балкону опять не хотелось; и идти через зал, где под прилавком кто-то лежал, явно неживой, тоже не хотелось. Спустившись, она уже совсем было вышла из большого зала в широкий коридор, когда в полумраке по полу что-то прошелестело, задевая рваную бумагу и смятые пластиковые бутылки.
Сердце оборвалось, хотя это было явно что-то маленькое. Метнулся и её луч фонарика — блеснули зелёным бусинки глаз, — крыса. И не одна… Три или четыре крысы спокойно, по-хозяйски, расположились в коридоре. Нет, к крысам она особой неприязни, как другие, не испытывала; но это были не ручные крыски, не беленькая с чёрными пятнышками Дося, это были конкретно рыжие пасюки, городские дикие крысы. И они никого не боялись, были тут хозяевами. Значит рынок брошен давно, может несколько недель. Но пальто… а что пальто? В чём была её Ира в прошлый раз, когда они виделись? Она не помнила. Да неважно; вещей ведь её нет — уехала.
Она опять посветила на наглых крыс, и топнула: — А ну пошли! — и они как бы нехотя, переваливаясь, скрылись за стеной. Жирные и наглые какие! Что они тут, интересно, жрут-то?..
Пройдя дальше по тёмному коридору, по пандусу, по которому раньше выкатывали на больших низких тележках в зал из холодильников товар — она тут ориентировалась, и знала, что там, дальше, есть выход на соседнюю улицу, — она вскоре нашла, чем питаются эти наглые жирнючие крысы.
Из прохода, ведущего к холодильникам, тянуло несильным неприятным запахом. Там было совсем темно; и она, конечно же, и не собиралась туда идти — ещё чего!.. Но что-то сильное и властное, что было выше её, вдруг заставило её свернуть туда. Зачем, почему?? — она не могла на это ответить. Что-то, как будто подталкивая её в спину, «провело» её дальше по коридору, мимо нагромождённых друг на друга тех самых низеньких тележек с высокими ручками, на которых возили из холодильников в зал мороженые коровьи туши, к открытым дверям холодильника.
Света, электричества на рынке централизованно давно не было — только у самых крупных коммерсантов стучали маленькие генераторы, давая энергию на их собственные нужды; но холодильник использовался как ледник — в него натаскали льда, снега в пластиковых мешках, — и зимой этого хватало. А сейчас…
Она посветила фонариком: в глубине большого холодильника на полу грудой лежали тела. Торчали ноги.
Обутые ноги. Люди. Морг? Почему они здесь, зачем?..
Она слышала, конечно, от Толика, который был по обыкновению в курсе всех городских слухов и сплетен, что в Мувске, сейчас, зимой, не разбежались хоронить покойников, особенно «ничьих» покойников, и просто зачастую складывали их в пустующих вымерзших квартирах, — можно себе представить, что будет твориться в городе весной! — и Олегова «стая» тоже, она знала, стаскивала тела убитых и умерших в «мавзолей», в подвал. Но здесь-то… кто, зачем?
Борясь с отвращением, сама не зная зачем, она подошла чуть ближе и посветила подальше. Да, трупы. Ничего страшного, просто трупы — она же не истеричка какая, трупов бояться! Тем более, что «после того как всё началось» она этих трупов и насмотрелась и в Башне, и возле Башни! — но что она тут-то забыла, зачем ей это?.. Она не понимала. Пять… нет, семь человек, то есть тел — мужчины или женщины не поймёшь… Хотя… Вот ноги в драных женских сапогах. Каблуки. Женщина, значит.
Возле тел в свете фонарика опять блеснули зелёным крысиные глазки.
Рваная куртка, чёрная кисть руки торчит из рукава, частью обглоданная. Фетровые ботинки в стиле «Прощай, молодость!» — теперь такие ведь и не делают, старые какие-то. Ещё женщина, — полная, без верхней одежды, в сиреневом вязаном джемпере; крупная вязка, с белой полосой на груди и спине. Как у Иры.
Луч фонарика метнулся от судороги; потом опять вернулся к телу — жёлто-грязные, как пакля, растрёпанные волосы, лица не видно. Серые тёплые рейтузы. Сделать пару шагов, рассмотреть?..
Нееет!!! — она отпрянула, — Нет!! Зачем?? Чего ради?!.. Вот чего ради она будет рассматривать трупы?? Зачем это ей?? Какого чёрта она сюда пришла, в этот морг-морозильник; что она тут ищет?? Ира давно уже там, с Авдеем и их мальчиками; где они там… забыла название, в дальнем селе. Она всё сделала, чтобы Ира вновь вернулась в семью, обняла сыновей, — она свой сестринский долг выполнила! — так что она тут делает, среди крыс и трупов, что??
Она с трудом, но подавила желание вновь поднять луч фонарика и, сделав шаг в сторону, посветить женщине в лицо.
Отвернулась. Глубоко вздохнула — так, что мерзко-сладковатый запах проник в самую глубину лёгких, — и, отвернувшись, зашагала прочь, подсвечивая себе под ноги.
Ещё чего! — разглядывать лица трупов! Ира-то уже дома, с семьёй; а этой тётке просто не повезло. Надо же — и джемпер похожий. Она же его Ире и вязала, консультируясь с ней как ей лучше; подарила, кажется, на день рождение или юбилей свадьбы с Авдеем. Он не один, конечно, такой джемпер в Мувске. Конечно не один. Просто похож. Или… или Ира его этой тётке продала. Или подарила. Нет-нет, конечно, она бы не подарила подаренную сестрой вещь. Нет — просто похож. Да. Похож. Зачем она туда пошла, дура. Нечего там было делать. Как нарочно. Крысы эти… трупы. Уйти скорее. Хорошо, что у Иры сейчас всё, конечно, хорошо. Она, Лена, всё ведь для этого сделала! И ещё бы сделала! — ради сестры-то! Так что всё правильно. А что тётка в похожем джемпере — ну и пусть. А Ира сейчас со своими, в безопасности. А у неё, у Лены, тоже всё будет хорошо. Со временем. Прочь, прочь отсюда!
Уже не оглядываясь, не обращая внимания на то и дело перебегавших дорогу крыс и загромождавший путь мусор, она покинула рынок.
Уже совсем стемнело.
Она бесцельно побродила между многоэтажными жилыми домами недалеко от рынка. Надо же — откуда-то тянуло дымком. У кого-то печка, греются и готовят кушать. Нет, не весь Мувск вымер, совсем не весь. Вот и Олег говорил, что на окраинах так вообще много людей. Впрочем, про Олега лучше вообще не вспоминать. Всё, отрезано — это из прошлой жизни. Которой больше нет.
Но в этой жизни нужно было как-то устраиваться на ночлег.
Она подошла к одному из домов, панельной девятиэтажке. Шесть подъездов; два, судя по всему, обитаемы. То есть видно, что к ним, к подъездным дверям, протоптаны дорожки. А остальные… Три-то точно нет, там сугробы прямо подпирают двери или распахнутая дверь занесена — видно, что никто не ходит; а один, крайний, не понять.
Пойти, что ли, попробовать на ночь устроиться в одной из брошенных квартир? Она знала, что Мувск пустует, что квартиры мародёрят вот такие же организованные банды, как и «крысиная стая» из Башни. Можно найти брошенную квартиру и устроиться в ней. Не на снегу же ночевать. Ну и что что чужая. Главное переночевать хоть в относительном тепле. Холодно ведь, очень холодно! Она и не заметила, как продрогла. Но… не в обитаемые же подъезды стучаться. Сейчас чужакам не откроют — с какой стати? Вообще… людям, в людей нужно верить! Это ведь и было основой её философии. Она же не как бывший муж с его бандой, вечно носящий с собой оружие, и готовый запросто убить (как он сам говорил) просто заехавших с инспекцией представителей власти. Людям нужно верить, в людей нужно верить… Постучаться, что ли? Она сделала несколько шагов к обитаемому подъезду.
Главное — переночевать, а завтра… А что завтра? Ей пришла на ум любимая фраза Скарлетт О'Хара из «Унесённых ветром»: «Сейчас я не буду думать об этом, я подумаю об этом завтра». Сильная женщина. Но у них там, в Штатах, тепло. А тут вон какой холод. Но всё равно — сильная. У неё дома была целая библиотека книг про сильных, целеустремлённых, уверенных в себе женщин. Себя она тоже относила к их числу. В общем.
Сейчас бы горячего чаю. Или хотя бы кипятка — у неё ведь есть с собой и какао в начатой пачке. Немного.