А то ведь у них ничего святого. Она в одной из квартир как-то видела тельце тщедушной, явно самоповесившейся старушки — так ей в рот всунули окурок сигареты. Ублюдки. Но тут, видимо, даже их проняло.
Нет, ночевать в этой, хотя и не разгромленной и незагаженной квартире, разводить тут огонь она не стала. Вообще не могла себя заставить спать в квартире с покойниками, даже на одном этаже не могла. Пусть мёрзлые экскременты на полу — к этому можно привыкнуть, она и привыкла — а вот с покойниками на одном этаже — нет, не могла.
Забрала тощенькую подушку и одеяло; довольно старенькое, но большое махровое полотенце в шкафу, — пригодится тоже укрываться, — и направилась в другую квартиру. Ничего, дом большой, а ночь только началась; вернее, ещё даже вечер.
Этот труп самоубийцы навёл её на мысли о смерти, об умерших. Сколько она их уже повидала за время с начала «всего этого», — как она называла новый период своей жизни, который Олег просто называл «БэПэ». Начиная с тех стариков, что убили гопы, напавшие с чего-то на их Башню. Трупы самих гопов, зарубленных Устосом, застреленных Олегом и Толиком, добитых… Убитый бомж — когда ранили Олега. Как ни странно, хотя она тогда была с ним в фактическом и юридическом разводе, она испугалась за него, искренне испугалась. Наверное всё же не из-за каких-то «чувств», — а просто позорно испугалась лишиться опоры: Олег, несмотря на всю его агрессивность и негатив, которые она всей душой отторгала, знал что делать, — и это было ценно в тот период всеобщей неразберихи и отчаяния.
Потом те налётчики — большая группа, с женщиной и молодыми девушками, в которых Элеонора узнала своих однокурсниц, решившие с чего-то, что Башня их лёгкая и законная добыча — их всех убил Олег, она знала. Олег с братом. Убил. Потом с братом, буднично, обыденно, стаскивал трупы по двору в подвал напротив — она следила из окна.
Теперь эти — самоубийцы и убитые, которых она насмотрелась за время скитаний по Мувску, вернее, по центральному району Мувска. Считая и того, в Башне, военного, с размозженной головой в луже из своей крови.
Кстати, и на идею что нужно обзавестись маленьким топориком её тоже навёл труп. В одной из девятиэтажек, довольно уже далеко от Башни, на площадке четвёртого этажа она увидела труп парня или молодого мужчины; сидящего опираясь спиной на стену, с торчащим в голове маленьким кухонным топориком. Сам труп был одет вполне по летнему — и чудовищно разложился; она и смотреть на него не стала, и подниматься выше не стала; а, напротив, пулей вылетела из подъезда — такое он представлял собой отталкивающее зрелище, тот покойник с топориком в голове. А вот топорик запомнила; и искала, и нашла — обзавелась. Да. Удобная штука в скитаниях, в городе-то.
Можно им и защищаться… тоже — оружие, не только инструмент. Ну и граната — как последнее отчаянное средство. Она встречала убитых ведь и кроме того парня. И Олег говорил, что маленькие группы гопов, как стервятники, шарятся по Мувску, как по большому трупу; они опасны для любого невооружённого одиночки. Потому она и пряталась.
Трупы — трупы — трупы. Весь мир сошёл с ума… вот тут можно будет устроиться на ночь. Ишь ты — целая куча книг у шкафа на полу, и ещё на полках столько же. Это редкость — книги встречались редко, — компьютерная эпоха, да. Теперь вот клавиатурой ни подтереться, ни костёр развести. Книги — это удачно… Впрочем, удачно и если попадались компакт-диски, в прозрачных пластиковых коробках. Тоже хорошо горят, коптят только сильно.
Стала обустраиваться, бегло оглядев все три комнаты квартиры. Как удачно, что у неё есть фонарик и запас батареек — большая ценность в это время!
Нормально — трупов нет, и ненагажено; то есть только в туалете. Ну, туалет с ванной — это теперь не актуально. Балкон, заметённый снегом — с трудом, рывками, открыла его дверь — тоже удачно, можно будет набрать снега для воды.
Уже разведя небольшой огонь в углу, так, чтобы отблески костерка не видны были в окно; поставив на огонь свой ковшик со снегом, и подкладывая в огонь вырванные из книг страницы, сворачивая их жгутами, она мимоходом рассматривала книги, которые жгла. Ага, путеводитель по Гданьску — надо же. Были мы в Гданьске. Всей семьёй, когда… нет-нет, ЭТО ЗАПРЕЩЕНО. Ничего из того что было. Нет-нет-нет! Сюда же. В огонь Гданьск. Ишь ты, плохо как горит плотная мелованная бумага. А это что? Ого, «Энциклопедия ароматов мира», роскошное издание, большого формата — пойдёт как подставка для еды. Ещё… «Ароматы мира». «История величайших парфюмерных брендов»…
Там же валялись знакомые коробочки из-под парфюма, пустые…
Вскоре она поняла, что это квартира кого-то из прежних коллег по парфюмерно-косметическому бизнесу, благо их компания была широко известна в Мувске. Кого — она не знала, да и не стремилась выяснить, — к чему? Это всё в прошлом. Но вот полистать знакомые издания; освежить, пусть и при свете фонариков, знакомые термины; разглядывать иллюстрации — это было так… так хорошо!
«Цветочный аромат «Allure», появившийся на свет в 1996 г., до сих пор входит в десятку самых продаваемых духов в мире»…
Она хорошо в этом разбиралась, в парфюмерии и косметике. Прослушала множество курсов, имела дипломы. Сама вела занятия. А тут и диски есть. Фрагонар… Мария Денисенко. Жаль, что и посмотреть не на чем. Рэнди Гейдж — ну, это мотивация; ей нравилось когда-то. После Гейджа, после семинаров Игоря Вагина она и пошла на занятия бизнес-тренера Соловьёвой. Она-то и раскрыла ей глаза на истинное предначертание женщины…
«Цветовые решения вашего стиля»…
Просматривая книги, она незаметно для себя стала разговаривать вслух, как бы комментируя увиденное невидимой аудитории:
— Выбирая тени для глаз, руководствуйтесь вашей палитрой. Тени для глаз должны быть нежными. Приглушите их серо-коричневым или серым, чтобы они оттеняли ваши глаза, а не соперничали с ними яркостью. Тушь для ресниц подбирают по следующему принципу…
Незаметно для себя она увлеклась.
Неудивительно. Это было её, это ей нравилось. Красивый бизнес, красивая продукция, приятные люди. Никакой грязи и мерзости «бизнеса традиционного», про который рассказывал Олег, «начинавший в 90-е», когда она ещё только нянчилась с маленьким Серёжкой.
Это было её; это была её действительность, её реальность, её парадигма… как так вышло, что она «провалилась» в это чудовищное месиво из холода, грязи, трупов, вони горящей бумаги?? Или не она провалилась, а сама «та» действительность, Олегова реальность, ворвалась насильно в её правильный и красивый мир?.. Но почему, чем она заслужила такое?.. Разве что тем, что… Как Понтий Пилат у Булгакова в «Мастере и Маргарите»? — «Нет, предательство не один из самых страшных грехов, — он самый страшный!» Или нет… нет, конечно нет; там про трусость речь шла, при чём здесь это. Да — и она ведь не верит в «предначертание», в «воздаяние», — чушь какая… и никого она не предавала… глупости какие! и в бога не верит…
«— Нет атеистов в окопах под огнём!» — вдруг показалось ей, что она услышала голос Олега рядом.
Глупости какие…
Это что?.. Ах да. Она представила заинтересованные лица аудитории; и себя на сцене, красиво одетую, при хорошем макияже, благоухающую настоящим французским ароматом… да-да, французским… Вспомнилось. Она работала в садике, воспитателем; давно, ещё до рождения Серёжки; и в 90-е «на садик» в числе других импортных товаров дали… нет, «распределили», как тогда выражались! Распределили на садик и флакончик настоящих французских духов. «Poison» — «Яд» по-французски. В шикарной зеленоватой коробочке, выложенной бархатом.
Какой там «индивидуальный подбор аромата», которым она овладела намного позже, профессионально работая с парфюмерией! Тогда это было просто НАСТОЯЩИЕ ФРАНЦУЗСКИЕ ДУХИ! Конечно, их разыгрывали, как все дефициты — и они достались ей. Повезло. Как она была рада!
Тут же начались паломничества коллег, — предлагали купить у неё; цена поднялась до пятикратной от и так-то недешёвых духов. Она отказалась, сразу приобретя массу недоброжелательниц в коллективе. Ну и пусть! Зато она наслаждалась настоящими французскими духами!