— Бросай оружие — застрелю!!
И голос-то был, как сказал бы Олег, «какой-то бабский…» Тьфу, опять про Олега…
Но судя по быстроте исчезновения мужчины и его явно истеричному выкрику, он её тоже испугался! И это её не на шутку взбодрило. Кроме того он явно был один. Одиночка? Товарищ по несчастью?..
Чуть-чуть расслабившись, она разжала намертво сведённую руку на гранате, сама продолжая по-прежнему сидеть и светить в дверной проём.
— Бросай, говорю! Стрелять буду!! Граната! — всё тем же визгливым фальцетом прокричал из-за стены незнакомец.
Явно боится. Это сразу чувствуется. То, что её так боятся, не на шутку её успокоило. Или просто сердце уже билось так сильно, что не могло выдерживать прежний темп. Но что значит «граната»? Интересно — откуда он знает про гранату?.. — уже много спокойнее подумалось ей. Ведь он же её не видит!
— Вы не бойтесь! — попросила она в дверь, — Я… у меня нет оружия. Вы меня не бойтесь. Я не причиню вам зла.
Флюиды страха буквально переливались с той стороны стены; но, после её слов, там стало, кажется, поспокойнее. Это чувствовалось на ментальном уровне.
— Ээээ?.. Ты кто?.. — уже вкрадчиво послышалось с той стороны стены. Он так и не показывался в дверном проёме, — Ты — баба?
Боится, — поняла она, — всё ещё боится. На редкость какой-то трусоватый собрат по несчастью. Ранее не встречаясь с мародёрами кроме мародёров из их, из «крысиной стаи» Башни, она как-то представляла эту категорию выживших жителей Мувска более… более отвязными, что ли. Во всяком случае, она не могла представить, чтобы в такой ситуации Олег, Толик или даже Сергей… или даже Элеонора-Белка так трусливо шарахались бы за стенку и чуть ли не визжали оттуда. Когда против них она, одна, испуганная несчастная женщина. Да, кстати, женщина. Не баба.
— Я — не баба! — с достоинством ответила она, — Я — женщина. И да — я тут одна. Войдите и назовите себя…
Это показалось ей каким-то до смешного напыщенным, как из старого фильма: «- Войдите, сударь, и назовитесь!» Но как ещё тут скажешь? Чужая квартира, вымерший и вымерзший дом; ворованные телевизоры, покойник в соседней комнате. И её «…войдите и назовите себя!.». Глупо как-то. А что делать.
Из-за дверного косяка появилась сначала лыжная шапочка, потом круглая голова; поморгала, и уже тоном пониже попросила:
— Свет-то убери!
Ах да. Спохватившись, она отвела луч фонарика в сторону, но не выключила его, а положила рядом на диван, чтобы он светил в стену, и хотя бы предметы можно было различать. За стеной завозилось, и в дверном проёме появился незнакомец, осветил её дрожащим, вибрирующим лучом своего фонарика. Вжик-вжик-вжик. А, вот оно что — у него фонарик, этот, как его, — «жучок»; который нажимаешь — он светит. У Олега было несколько таких, но там не надо было постоянно нажимать, да Олег и не любил эти «жужжалки»… Тьфу, опять про Олега…
— Одна, что ли, ты здесь?? — уже не фальцетом, а вполне уверенно спросил незнакомец.
— Одна.
— А остальные где?
— Какие остальные? — не поняла она.
— Ясно. — Вместо пояснения ответил он. И вдруг, держа фонарик в левой руке — и без постоянного «вжик-вжик» свет от него стал быстро меркнуть, вскинул правый сжатый кулак к плечу: — «Слава Державе!»
— Что-о?.. — удивилась она.
— А… — он опустил кулак, досадливо поморщился, — Не из наших, значит.
— Каких «ваших»? Вы о чём? Да вы кто?..
Незнакомец не ответил. Своим «вжик-вжик-вжик» он осветил-осмотрел комнату; убедился, что никто в ней не прячется. Потом перевёл свет на Лену. Она чуть поморщилась, и, в свою очередь, подняла фонарик левой рукой и посветила на него, направив луч в грудь, чтобы не слепить. Правой рукой она по-прежнему сжимала гранату.
Обычный, средних лет, бродяга-бомж, каких она немало видела раньше в Мувске. Может быть только лучше экипированный: и куртка хорошая такая, походная, тёплая; и перчатки, и брюки с этими, как их. С берцами, да. Зимними берцами.
— Эээ, убери свет!.. — попросил незнакомец уже совсем по-человечески, — Давно тут? Нашла что?
— А вы кто? — вместо ответа поинтересовалась Лена, отводя фонарик в сторону. Понятно, что сейчас многие условности отошли в прошлое, но не общаться же в стиле «эй, ты». Имя-то у него должно быть.
— Я?.. Тебе моё имя зачем? Хотя… зови меня «Рядовой»!
— Почему… Рядовой?
— Я — рядовой боец в борьбе за Державу! — напыщенно произнёс незнакомец и приосанился. Вот. Ещё какой-то идиот. «За Державу» он «боец». Где он тут видел Державу, и как он тут за неё воюет, да.
Впрочем, она вспомнила — давно, ещё осенью, после путча, как только «пошёл этот развал», с сепаратизмом Регионов и отделениями от «центральной власти», было, было много таких — с выступлениями «за едину Державу», с кричалками, скакалками, шествиями с факелами по центральному проспекту. С портретами каких-то старых «героев», которые с какой-то радости стали символизировать для них «борьбу за Державу». Митинги; наперебой записывались «на фронт». Но, как-то она думала, что все они там, «на фронте», и полегли — под Градами и пулемётами Регионов. Нет, оказывается. Не все. Она мучительно вспоминала, что нужно ответить на это вот «Слава Державе!» Что-то вроде, кажется, как и на Востоке; типа «Ассалам алейкум» — «Алейкум ассалам»… Да, наверное! И она, чтобы сделать незнакомцу, назвавшемуся Рядовым, приятное, произнесла:
— Державе — слава!
Правда, не вскидывая правый кулак к плечу, — в правой руке у неё была зажата по-прежнему граната с полувытянутой чекой. Мало ли что.
Рядовой с удивлением покосился на неё, но ничего не сказал. Вместо этого ещё раз своим «вжиком» осветил всю комнату, и уже после этого обратился к ней с теми же вопросами:
— Так ты давно тут? Чего-нибудь нашла?
— Меня зовут Елена! — вместо ответа назвалась она; но он лишь досадливо передёрнул плечами:
— Да мне пах! Чо нашла, говорю?..
Типичный бомж. Типичнейший. А туда же — «Слава Державе!» — подумала она.
— Ничего особенного. Но я тут недавно. Первый вечер. И последний, полагаю.
— Ясно! — кивнул Рядовой, явно что-то для себя решив, — Толком не искала, значит.
— Так что искать… нет тут ничего. Кроме этой вот… электроники! — она указала лучом фонарика на картонные упаковки, — На кухне нет ничего. Всё до меня выгребли.
— Ну, что тут порылись я и так вижу! — заметил Рядовой, и сбросив с плеча, поставил на пол рюкзак, — И что толком не искали — тоже!
— А как?.. и что — искать? — удивилась Лена. Незнакомец больше не казался опасным, и она думала о том, чтобы незаметно опять разжать усики гранатной чеки. Он невольно помог ей:
— Эх ты, ворона! Разве так ищут! «На кухне…» — передразнил он, — Дай фонарик, — я сейчас покажу как надо искать!
И, не дожидаясь её согласия, протянул руку за фонариком.
Она отдёрнула руку:
— У вас свой есть!
— Ворона! — опять ругнулся он, — Видишь же, — его постоянно жать надо. Аккум сдох совсем. А у тебя на батарейках — обе руки свободны будут. Давай сюда! — он опять требовательно протянул ей руку и пошевелил пальцами, — Тут полюбому заначки должны быть! Поскольку хозяин — хомяк! А у хомяков — обязательно заначки! А я тут вижу — никто толком и не искал!
Пожав плечами, она подала ему фонарик.
Рядовой тут же упрятал свой жучок в карман куртки; взял её фонарик и, попутно, говоря, отправился в «зал», оставив свой рюкзак в «её» комнате:
— …не искали, не искали! Таких олухов много встречал! Вороны! Поломают всё что увидят, утащат что-нибудь самое ненужное, — а заначки и искать не думают! А хозяин — хомяк! По норе видно. А у хомяков всегда есть запасы! Их нужно только найти!
Лена, вернув гранату в исходное положение, поспешила за ним следом, предостерегая:
— Вы только в окна не светите! Тут кто-то ходил под окнами. Разговаривали.
— Да знаю я!.. — отмахнулся Рядовой, внимательно оглядывая большую комнату, — Трое тут лазят. Гопы. Главного Гуп зовут, так называли. Здесь их сейчас нет, в другой дом ночевать урыли. Я видел. Та-а-ак… Итак. Хозяин — хомяк. Задача — где заначка? Или, скорее, заначки.