«— …тёлки все накрасились, переоделись, — это тебе не Дуни с Вокзальной, красивые!», — и что «Богдан велел на постах оставить по одному человеку, и самых залётчиков; но следить в оба!» Что потом их сменят… «…как и тебя — может быть, если не забудут! Хы-гы!»

— Спроси, как насчёт спиртного?.. — подсказал Владимир. Сами они привезли три бутылки «Корсара», — всё, что оставалось из запасов у Диего. Конечно, ещё не «заряженного».

На спиртное была большая надежда. Собственно, единственная, пожалуй, — уж очень много парней тут собралось! Получалось около двадцати человек, если не больше, только в зале, не считая на постах, — три бутылки коньяка на всех это что слону дробина; но они рассчитывали, что у вояк тоже что-нибудь будет! — гулять так гулять! Какая же «пьянка с девочками» и без спиртного?? Вот тогда Рамона и рассчитывала задействовать свой клофелин.

Солдат разочаровал, сообщив, что «- Богдан, падла, сказал, что без пойла обойдётесь, — «пить, грит, — здоровью вредить!» — как будто мы не знаем, что он сам втихаря цедит!»

Забрав стул, воин убежал.

Владимир помрачнел — план сыпался на глазах… Неужели Рамона ничего не придумает?

Но нужно было держаться бодро-весело, и они продолжили беседу. Владимир, в свою очередь, рассказал про своего друга Вовчика; про его ещё со школы увлечённость «выживательством», про его подготовку. Про то, как он сейчас в одной из деревень «организовал свой колхоз» и «выживает общиной».

Никита с пониманием выслушал его, и рассказал, что сам он «до всего вот этого» про выживательство это самое тоже, бывало читал; интересовался даже; но считал, что «подготовка к БП» — это явная глупость; что «если случится — лучше сдохнуть сразу; а не затягивать агонию».

Владимир, чётко знавший позицию самого Вовчика по всем этим «выживальщицко-теоретическим вопросам», как то: «лучше сдохнуть сразу», «на всю жизнь не напасёшься, ко всему не приготовишься» и вообще «будь что будет, от судьбы не уйдёшь», переспросил, как сейчас он к этому вопросу относится? Как его мама? — Никита, как и Вовчик, был единственным сыном. Как она переживает этот вот «БП», и что, может быть, он изменил бы в своём подходе, «если б время можно было отмотать назад»?..

В это время в комнату зашли ещё два воина, и, сообщив, что для сцены «артистки» затребовали «кулисы»; ну, или портьеры, «чтобы можно было выступать как в настоящем театре», — а все ж шторы с зала стащили в кубрики, — окна утеплять; забрали с собой для помощи Никиту, и пошли за портьерами.

Как только он ушёл, Владимир попытался освободиться от наручника, — и у него ничего не получилось… Как назло, в пределах досягаемости или в карманах не было ничего, из чего можно было бы соорудить импровизированную отмычку; и он последними словами ругал себя за непредусмотрительность: Гулька же рассказывала, как удачно спрятанный ключ от наручников спас ей жизнь! — чтобы не взять его у неё на всякий случай?? Не предусмотрел такой вариант! — а вот предусмотрительный Вовчик наверняка бы был во всеоружии! В общем, когда, весь пыльный из-за тяжёлых старых штор, вернулся Никита, Владимир всё так же мирно сидел пристёгнутый к батарее.

— Заглянул туда, — танцуют! — с оттенком зависти сообщил он Владимиру, — С твоими тёлками. Свет притушили, — и блюз… к каждой — очередь, пока, — только потанцевать… Сейчас, сказали, потанцуют, — потом похавают слегка, — потом шоу-программа, — а потом, кэп сказал, «он будет распределять». Что «залётчики — в последнюю очередь!» А сам сидит, болтает с этой, у которой татухи, — она у него на коленях!.. Пацаны прям аж воют, — когдааааа??? Лёнька, говорит, уж не выдержал — сдрочнуть сбегал! Сплошная мука, хы…

— Слушай… — озабоченно поинтересовался Владимир, — Они там… ну, женщины; мужиков много… знаешь, как это бывает! Они там не передерутся, не перестреляют друг друга?? А то я, смотрю, у вашего старшего с собой пистоль; да и все вы, наверно, при оружии… Передерутся из-за баб, — да и постреляют друг друга!

— Не! — отринул такую возможность Никита, — Пистоль только у Богдана, он с ним не расстаётся. У нас у всех только автоматы, а они — в кубриках, в пирамидах. Так что никак… Да и Богдан сказал: кто вдруг дисциплину нарушит — сразу «на холодок», на замену тех, кто сейчас в будках возле пулемётов дежурит. И бухла же нет! — так что все дисциплинированные сейчас, как детсадники на ёлке в ожидании Деда Мороза!

Помолчал и добавил, мечтательно улыбаясь:

— Мне эта, японка понравилась. Такая, такая вся… японка, одним словом!

Владимир сжал челюсти, чтобы не выругаться; но спросил опять совсем нейтрально-спокойно:

— Шторы-то? — как, притащили? Что долго? На другой конец дома, что ли, ходили?

— Не. — ответил Студент, — Близко всё. Рядом там.

— А где… где будут моих девочек пользовать? — снова спросил Владимир, и почувствовал, как волна жара подкатывает к лицу. В жилах вскипала ярость. Сидит тут… Рвануть, нах, вырвать наручник вместе с батареей; дорваться до оружия, если так затягивается со спиртным из-за этого упёртого капитана, — и порешить тут всех!.. Он прерывисто вздохнул.

— У нас кубрики на четыре и на шесть человек. — как ни в чём ни бывало сообщил Никита, — Хорошие! Вот, туда и водить будут. Эх!.. Пока до меня очередь дойдёт…

Опять заговорили про жизнь; про учёбу; «про БП» опять вспомнил Никита:

— Да, Володь, кто же знал!.. Всё говорили «БП, БП»; ну я так и думал — если начнётся, — чего уж тут и готовиться, к чему, правда ведь?.. Как полыхнёт! — как тут спасёшься! Думали ж, что раз «БП» — то ррраз, — и нету. А оно видишь, как повернулось… Только что американцы с китайцами и корейцами ядрён-батонами покидались, — и то не «по территории», а по флотам и по базам, — и всё… а всё остальное уж общий бардак закончил; да ещё эпидемия эта!.. Опять же — кому как повезло. Мамка-то? Мамка в коммуне, в Острожецкой, — слыхал? Давно оттуда вестей нету; почту же зарубили эти, регионалы сраные, — «чтоб панику и заразу не распространять»… Сейчас бы, конечно, если б знать — подготовились бы… Чо там? — помнишь, гречка копейки стоила? Был бы у мамки бидон гречки, — не надо б, наверно, и в коммуну подаваться, — много ли ей, старой, надо-то? А так… Но, наверно, это всё ж не конец! — «оптимистично» закончил он, — Наверно, ещё всё будет! Бабахнут ещё и по нам ядрён-батонами! — какое наше время! Хлебнём ещё! На всю жизнь не запасёшься… Эх! Надо жить пока живётся!

Вновь открылась дверь, и появилась… сестра Элеонора! В сопровождении того самого парня, который присутствовал при «первичных переговорах», и которого капитан звал «Федосов».

Элеонора была «в сценическом прикиде», изображавшем цыганку. В руках — обыкновенный общепитовский поднос, с двумя парящими эмалированными кружками чая и парой пачек крекеров. К чаю прилагались две тарелки с так же парящей кашей, и пакетик с кусочками рафинада.

Кокетничая напропалую с Федосовым, Элеонора прошла к сидящему возле батареи Владимиру, и, изменившись в лице, чуть не уронила поднос:

— Лёня, Лёня, это что же такое?? Чего он прикованный-то??

— Распоряжение командования… — мырлыкающе произнёс Федосов, прижимаясь к ней тазом и закатывая глаза, — Во избежание… ммм, Элеонора, детка, оставь поднос, и пошли скорей…

— Скорей тебе!! — склочным тоном отозвалась та, — А как он кушать будет?? Отстегни его давай!

— А не могу… — по-прежнему промурлыкал Федосов, — Ключ у кэпа… Да и не положено… Ничо, пожрёт как-нибудь и одной рукой; или вон, Студент его покормит, хы!.. Пошли скорей…

— Не приставай!

— Что значит «Не приставай??» — в мурлыкающих нотках Федосова прорезались нотки уже железные, — Ты смотри мне!.. Дохера-то о себе не воображай! Кто ты есть, и кто — я! Я ведь могу и по-другому объяснить!

Брат с сестрой быстро обменялись взглядами, и в этих взглядах не было ничего оптимистичного. Всё шло через жопу, как сказал бы, наверно, Вовчик. Не по плану; да, собственно, и плана как такового не было — один расчёт на то, что оказавшись внутри периметра, направление действий подскажут обстоятельства.