Баночка оказалась самодельной спиртовкой, а в бутылочке была горючая жидкость; и вскоре в котелке уже грелась вода, которую он налил из извлечённой из рюкзака бутылки из-под минералки.
Были извлечены так же: начатая банка МувскРыбы, завёрнутая в полиэтиленовый пакет; туристическая вилко-ложка, и начатый же пакет спагетти. Как только вода закипела, Рядовой накрошил в котелок спагетти, просто ломая её пальцами; кинул туда же половинку бульонного кубика, пачку которых он бережно хранил во внутреннем кармане куртки, и ещё посолил. Помешал; поварил ещё некоторое время; достал макаронину своей вилко-ложкой, ухватил её ртом, и, смешно двигая и губами и носом как кролик, втянул её, определяя готовность. Результат его удовлетворил, и он вывалил туда же, в парящий котелок, рыбу из консервной банки. По кухне разнёсся волшебный аромат…
От запаха готовящегося блюда у Лены свело челюсти, а слюна стала выделяться какими-то толчками. Как же давно она не пробовала ничего подобного!
Ей почему-то казалось, что приготовив поесть, Рядовой предложит покушать и ей; но, когда всё было готово, и он, потушив, отставил в сторону спиртовку и снял котелок с подставки, ничего подобного не произошло. Рядовой просто придвинул котелок к себе, и принялся хлебать, обжигаясь, ароматную жижу, время от времени подцепляя и макаронины, и кусочки рыбы. Смотреть на это было невыносимо, но Лена, сжав зубы, молча сидела напротив. Она была выше того, чтобы попросить поесть. Да, конечно, она не опустится до этого! Она просто сидела и смотрела как он ест. И слушала. Правда, из-за начавшихся от аромата спазмов в желудке, давно не ощущавшего ничего, кроме жидкого «томатного супа», она плохо понимала, что он говорит; а он говорил непрерывно; ел, чавкал, «швыркал» губами, причмокивал, и говорил-говорил, перепрыгивая с темы на тему; совершенно не обращая внимание, отвечает она ему или нет. Видимо, у него, как и у неё, тоже давно не было собеседника, а вернее, аудитории для прослушивания монолога:
— Доллары-евро хомяк запрятал, дурак. Нет бы потратить. Копил, небось; отказывал себе во всём. Хы. Спрятал — и помер. Помнишь, как обосрались все, когда доллар на красный обменили? Некоторые и выкидывали, дураки; не сообразили, что там теперь в каждом штате свой доллар, а бывший-прежний, — как бы общий… Натащил всю квартиру телевизоров — а нормальных антибиотиков с витаминами — нету! Вот и загнулся. Хомяк-дурак. Таких много, в общем. Что нахапали в первые месяцы — думали, всё взад вернётся, и они, такие красивые — с телевизорами и при стиральных машинах, хы. А пожрать не запасли, и ружья, небось, нету. У тебя есть какое-нибудь оружие? Знаю, что нету. Потому что ворона. Как ты сюда попала? — вижу же, что недавно тут шароёбишься. Не пойдёт у тебя — сдохнешь. Сразу видно — я сразу таких вижу. Не твоё это. Простудишься — и сдохнешь; вот как этот вот. Ты ж ничего не умеешь! Хотя дуракам и дурам, наверно, везёт — ишь, зарядку нашла. Но это случайность. Я сколько лажу — ни разу не видел; это тебе здорово повезло, ворона. Теперь тоже буду на окнах смотреть — вдруг тоже повезёт. А чо ты здесь? Муж выгнал? Это часто бывает — нашёл, небось, помоложе! Сама ушла?.. Ну и дура. Кто ж сейчас «сам уходит». Я-то? Мне нравится просто. Вольная жизнь. Ни от кого не зависишь. Чо нашёл — всё твоё; как в лесу, хы. Я только с замками не очень. А так-то я что хочешь найду. Жаль, «хулигана» нету — но «хулиган» вещь тяжёлая, громкая, и вдвоём надо; видела, тут все двери «хулиганом» разворочены? Не разбираешься, конечно. Эх ты. И на Державу тебе плевать… Но даже с ним не все… Видела, тут, в подъезде, одна дверь запертая? Стоило бы слазить. Может через балкон, только страховать надо; ты не потянешь, ворона… Ты вообще — бессмыысленная, толку от тебя… фонарик только хороший — спёрла где, небось? И зарядка — ну, с зарядкой повезло. А есть у тебя оружие? А, спрашивал уже. У меня так был ствол, — но его в самом начале отобрали. Не, я сам сдал, чо. На АСО-то? Не взяли меня — по здоровью. Но, — я в тылу, за Державу! До последнего! Я, может, больше для Державы сделал, чем какой боец «там»… Бухгалтером был, да; интернет служебный, — я за Державу до последнего!.. То есть до последнего дня, пока интернет ещё работал! Я до весны тут, в городе; а потом «в поля» пойду. В городе по весне — конец. Эпидемии пойдут; не чета «этой». Вот от таких жмуров — хомяков и пойдут. Сейчас-то он мёрзлый, а как оттает… Но до весны дожить ещё надо. Тут, в городе, в принципе, ещё много интересного. Думаешь все поразбежались в деревни или в Зелёную зону, или в гопники?.. Не-е-т, тут и хомяков полно. Сидел, скажем, человек, на жрачке… Хоть и конфисковывали тогда, но многие попрятали, я знаю. И сейчас сидят на запасах. Выживают, хе. Зачем им «в деревню», чего ради? Можно вместе… — он, оторвавшись от еды, ещё раз критически оглядел её, — Нормально, чо. Вид интеллигентный, — училкой, што ле, раньше была? Можно легенду придумать, жалостливую: что всю семью похоронила, умерли… или нет, — что бандиты убили, гопники! — это жалостливей! Сейчас все наездов боятся, особенно малые семейки; так что тут посочувствуют. Попросишься переночевать — заплатишь чем-нить. Нет у тебя оружия? А, да. Батарейку там дашь, если есть у тебя. Ну, осмотришься. Лучше, конечно, не на ночь, а на день-два, чтобы лучше осмотреться. Кто и где спит, как. Как двери запирают, чем. Где что лежит…
— Это как? Это зачем?? — начиная что-то подозревать, переспросила Лена. Прежняя её была радость от встречи живого человека, пришедшая на смену испугу, потихоньку испарилась, и Рядовой теперь вызывал только брезгливое презрение. Сожрал, сволочь, целый котелок; и ей даже не предложил! Хотя она б отказалась, конечно. Ещё чего. Конечно отказалась бы! Больно надо. Но всё равно — сволочь!
— Ну как «зачем», ты чо? — удивился, приканчивая свой ужин, Рядовой, — Я же говорю тебе — много ещё интересного в городе. У людей. Вот к людям и попросишься. Меня-то не пустят, поопасаются; а вот тебя вполне. У тебя вид, это, интеллигентный — хоть ты, бабка, и воняешь уже, хы. Ты-то не чувствуешь, а я — вполне. Ни и вот…
Задав ещё пару наводящих вопросов, Лена окончательно поняла, что Рядовой банально вербует её на «должность» наводчицы или воровки на жалости.
Предполагалось, что она будет проситься переночевать в небольшие обособившиеся семейки, рассказывая жалостливые истории и параллельно подкупая доверчивых горожан какой-нибудь мелочью. Попав в дом, осмотреться и завоевать доверие.
— Кто, гришь, раньше была? «до-всего-этого»? Да не, бухгалтеры и «собственный бизнес» — это сейчас не катит; наоборот люди презирать начинают. Лучше чем-нибудь таким… Чо? Педагогический закончила; в детсаду работала, методист и те де? Во! Скажешь, что была воспитателем в детсаду, что детей любишь!
Ну а потом предполагалось по обстоятельствам: либо ночью открыть дверь Рядовому; либо
«… - пришить главного, а потом, опять-так, дверь мне откроешь — я с остальными разберусь!.. Ещё проще — в еду им чего насыпать, — я дам тебе, у меня есть. Это фигня, если никого раньше!.. Этому быстро учатся, — ничего сложного. Подумай, ворона, — а? Подпишешься на это?»
Лена с негодованием, с омерзением отказалась. Ещё чего не хватало! Обманывать людей, втираться в доверие — а потом обкрадывать их, или, чего доброго, убивать?? За кого он меня принимает, этот мерзавец??
Рядовой принимал её явно за дуру; что он и не преминул сообщить ей в ответ на её решительный отказ:
— Ну и дура! Совсем дура! Все сейчас так живут, все! Вот тебя мужик выгнал — сам сейчас, небось, с молоденькой! — а ты тут, ворона! И ещё строишь из себя порядочную, бабка! Подохнешь тут — вижу же я!
— Как вы можете?? — возмущённо говорила ему Лена, и возмущения ей добавляло сознание того, что вот, он сыт теперь, только что выхлебал целый котелок вкуснейшей еды, а она вынуждена будет ложиться спать с голодными спазмами в желудке, — Вы вот мне тут про «Державу» говорили. За «гордость за народ, за нацию». Что «сплотиться должны». И вы же хотите их, своих же соотечественников, обкрадывать; и даже, может быть, убивать!! Как это согласуется с вашими убеждениями насчёт Державы и Единства Нации, как??