Валентин Юрьич, чувствуется, со вчерашнего разговора, когда ясно дали понять, что нахер вы тут такие красивые нужны, что на защиту рассчитываете, а ситуацию не отслеживаете, взбодрился и предпринял некоторые шаги. Чтобы себя зарекомендовать.

И сейчас он торопливым шепотом сообщал, что вчера специально рассыпал тонким слоем стиральный порошок и золу возле подъезда и в подъезде — в своём, и в том, где мы сказали, появился «чужой». И вот — утром, говорит, в своём подъезде — они его не запирают надёжно, так — подпирают изнутри, — след. Рубчатый след чей-то. Около подъезда.

— Так около подъезда или в подъезде? — уточнил Олег. Могут ведь и напутать. Ивановна ничего не сообщала; впрочем сейчас светает поздно, а ночью бабка спит всё же. И вообще.

— Да-да-да, возле подъезда — я же говорю, в подъезде! — несколько нелогично сообщил сосед, причём чуть не заикаясь.

— А «к тому» подъезду вы ходили? — всё же переспросил Олег; и опять получил порцию заиканий, из которой понял, что, конечно же, они никуда не ходили; и вообще — теперь заперлись у себя, и ждут развития событий. Наверняка ещё и проклиная себя, что перебрались поближе к башне в расчёте на защиту и спокойное существование, а тут на тебе — чуть ли не участвовать приходится в каких-то разборках!..

Ну и пошли к чёрту. Олег отключился. Ясно только было, что долго ждать не придётся, что рыбка клюнула — пора подсекать. Наверное, надо было засаду ставить, может быть и зря он обошёлся миной-ловушкой.

— Толян! — крикнул он в соседнюю комнату, — Шухер! Кажись «он» или «они» пришли! Хорошо б если в ту же комнату. Но не факт. Давай — выдвигаемся!

— Мигом! — раздалось оттуда. Потом ещё:

— Олег, а не заманивают нас туда?

— Думал над этим. Вряд ли. Сложно слишком. — Олег торопливо надевал на себя испачканный бурой запёкшейся кровью бронежилет одного из десантников, погибших в Башне. Не помешает. Теперь, уже сверху — разгрузку с магазинами… — Но вообще выдвинемся с проспекта. Обойдём по переулку, зайдём с тылу.

— Сидеть там надо было! — рыкнул Толик, так же торопливо экипировавшийся, — Сидеть!

— …И, возможно, попасть? — отозвался Олег, — Сам же сомневался. И вообще. Я старый больной человек, и сидеть всю ночь в промороженном доме вредно для моей простаты! Я в комфорте спать привык. В относительном…

Брат не успел ещё что-то ответить, наверняка что-нибудь столь же язвительное, как со стороны двора донёсся отчётливый хлопок. Взрыв.

Вот оно! Сработало!

Почти тут же засигналила рация и задребезжал телефон от Ольги Ивановны. Ну ясно уже, ясно — сами слышали!

— Толян, пошли! Напрямую, через подъезд. Там явно кто-то попался!

Верзила, он же Викинг, оказался реально здоровенным мужиком лет тридцати пяти, с толстыми волосатыми руками, сплошь покрытыми разводами цветной татуировки. Как будто он руки по плечи сунул в бак с краской — и так всё осталось. На лицо его взглянуть нельзя было без содрогания, — это было, в натуре, не лицо, а харя: как и говорил Джон, он себе вытатуировал на лице казавшийся реальным череп: с затемнёнными глазницами, откуда дико смотрели вполне живые глаза, с якобы провалившимися щёками, обнажавшими оскал зубов черепа, — словом, со всеми тенями и переходами, включая выбритый участок на черепе, где также татуирован эдакий, вполне на вид натуральный, пролом в черепе же… В общем, если б я его увидел где-то случайно — то без разницы днём или ночью, обосрался бы со страху, но перед этим его б пристрелил чисто на автомате. Потому что нельзя так.

Но ему были чужие мнения похер; у него самого был тот, названный Бабахом Хеклер-Кох Марк 23 в кобуре на ляжке, — круто до невозможности. Пока сюда шли, Джон сказал, что он в третьей бригаде бригадиром пашет; и что дисциплина в его бригаде лучшая среди всех — а у них, типа, своего рода соцсоревнование. Не удивлюсь насчёт дисциплины, — когда у бригадира такая харя-то. Там, небось, когда он к кому обращается, люди обсираются на автомате. А может уже привыкли.

Критически осмотрел меня, явно отметив пару кобур с ТТшниками на бёдрах, и сразу быка за рога:

— Чо бить будем? Где?

Ну чо-чо. Ясно чо. Крыса будем делать. Оскаленного. Боевого Стального Крыса Крысиной Башни. Который крут. Которому похер всё. Даже если накануне мама вернулась… в том виде, в котором она вернулась.

«Попавшимся» оказался парень, по возрасту чуть старше Сергея.

Мина-ловушка, сделанная из гранаты РГД-5 с подрезанным на мгновенное срабатывание замедлителем, сработала в прихожей, у него практически под ногами.

Когда Олег и Толик, напрямую из своего подъезда, — но, тем не менее, перебежками и страхуясь, приблизились к подъезду, из окна третьего этажа уже практически перестал идти бурый дым. Граната взорвалась в прихожей, но вытягивало всё равно через окно.

Прикрывая друг друга поднялись на этаж, потом ещё на площадку. Да, это не фонтан — красться вверх мимо дверей, за каждой из которых может быть засада! — Олег между делом представил ощущения людей группы Полковника, штурмовавших Башню. Но здесь засада маловероятна — заранее поставили на дверях «маячки», чтобы сразу было видно, открывали их или нет. Это — наша территория, тут воюем по нашим правилам!

Сверху кто-то застонал. Что кто-то попался и так ясно, вопрос один ли он был?..

Он был один; и он реально попался.

Взрывом гранаты ему перебило ноги; и он лежал на пороге квартиры-ловушки, елозя в крови, закусив губу, и стараясь не стонать. Но это у него выходило плохо; и это неудивительно. В руках — вскрытый и полуразмотанный перевязочный пакет, которым он, видимо, пытался что-то делать. Но где там… больно, и практически невозможно себя перевязать, если ноги ниже колена все сплошь посечены осколками. Совсем пацан. Увидел поднимающихся по пролёту вооружённых людей; всхлипнул от бессилия; но за валявшуюся поодаль винтовку не схватился. Бессмысленно это всё уже, он понимал. Да и больно, очень больно…

— Толян. Наверху проверь.

Толик бесшумно двинулся по пролёту на четвёртый этаж.

Олег присел на корточки возле раненого, потом опустился на колени. Качественно долбануло, штатно. Как минимум инвалид теперь; а если учесть нынешний уровень медицины, то и покойник — дело лишь времени.

— Б-б-больно!..

— Это понятно, пацан… — Олег достал из аптечки турникет и принялся накладывать его парню на ногу повыше колена. Затянул. Вроде как туго… ну-ка ещё. Не поймёшь — остановил ли, нет… надо штанину срезать.

Сверху спустился Толик, ставя автомат на предохранитель:

— Никого. Следов нет, контрольки все целы.

— Понятно. Дай жгут.

— У м-м-меня есть… — пацан поскрёб окровавленными пальцами по карману армейского бушлата. Да, так и есть — аптечка. И жгут. Старый, резиновый, ещё со скобами и цепочкой. Сойдёт…

— Ммммм… — стонал раненый, извиваясь, — мммм…

Олег наложил жгут на вторую ногу и выпрямился, по-прежнему оставаясь пока на коленях. Вытер руки о бушлат раненого, взял аптечку, открыл. Стандартная армейская. Где-то должно быть, если полная комплектация… ага. Промедол, шприц-тюбик. Достал, снял наконечник с иглы, вколол парню в бедро прямо сквозь брюки. Кстати, экипирован хорошо, по-военному, прямо как те, только без каски. Трикотажная шапочка валяется рядом с винтовкой. И винтовка… Толик поднял, осмотрел. Ого, импорт. С оптикой.

— Что за агрегат, Толян?

Тот щёлкнул затвором, ловко поймал вылетевший патрон.

— Орсис — Армалайт. Под 338-й.

— Давай-ка мне не мудри здесь. По-русски говори.

— Аналог нашего 7.62Х54 по уровню. И магазин ёмкий. И прицел. Хорошая штука.

— Ага. Ясно.

Олег вновь обратил внимание на неудавшегося снайпера. Реально, совсем пацан. Чуть старше Сергея. С другой стороны, сам Сергей сейчас уже совсем не пацан. По уровню…

Обыскал лежащего.

ПМ в поясной кобуре под бушлатом. Это он зря — как бы он его доставал-то в случ-чего? Надо было переложить в боковой карман… Переложил себе.